Лев Сидоровский: Не раз - на волосок от гибели, или о Борисе Волынове

23 декабря 2020

Дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт Борис Валентинович Волынов родился 18 декабря 1934 года. О своем родственнике рассказывает журналист Лев Сидоровский.

Однажды, в январе 1969-го, часов в шесть утра, меня разбудил телефонный звонок из Иркутска:

– Спишь и не знаешь! – Радостно прокричала на том конце провода мама. – У нас только-только передали по радио, что сегодня в космос полетел твой брат!

В те годы космонавтика была большой редкостью, и каждый полет для всей страны становился огромным событием, а тут еще вдобавок – родственник... Я растерялся:

– Какой брат?

– Четвероюродный, ваши бабушки – двоюродные сестры, Боря Волынов, сын Жени Волыновой, с которой, кстати, мы в нашем роддоме оказались почти одновременно. Так что вы с Борисом – почти ровесники. Женя тогда в мединституте училась, а когда закончила, отправилась по назначению куда-то в Кузбасс.

Так впервые я узнал о Борисе Волынове. Свой космический корабль «Союз-5» в безднах Вселенной, впервые в истории космонавтики, он состыковал с «Союзом-4», управляемым Владимиром Шаталовым, и помог перебраться к «соседу» через открытый космос (опять-таки впервые в мире!) своим пассажирам – Евгению Хрунову и Алексею Елисееву.

Спустя трое суток возвратился на Землю. Правда, еще сообщение ТАСС что-то туманно намекнуло насчет «испытания баллистического спуска», но мы и понятия не имели о том, что Волынов был тогда на волосок от гибели. И спустя годы, в 1976-м, его второй космический полет на корабле «Союз-21» вместе с Виталием Жолобовым тоже оказался полным драматизма, хотя по причине цензуры в прессе и об этом опять-таки умалчивалось.

Однако мой замечательный друг заслуженный летчик-испытатель СССР Марк Лазаревич Галлай, который еще до гагаринского старта наставлял самых первых космонавтов, относительно их дальнейших дел тоже был вполне информирован и однажды настоятельно посоветовал мне познакомиться со своим питомцем Волыновым: Это умница, профессионал с большой буквы, интеллигент с фигурой гимнаста.

Что ж, пришла пора, и однажды, снова посетив Звездный городок, в справедливости такой характеристики убедился вполне.

После Иркутска жили они в шахтерском Прокопьевске, где, наверное, все мальчишки считали, что профессия проходчика, который своими руками добывает из-под земли уголь, – самая почетная. Поэтому мечтали тоже стать шахтерами, которые, кстати, тогда зарабатывали очень большие деньги:

– Наш сосед-горняк в выходные или в праздники выгонял свою «Победу», плотно набивал салон мальчишками и девчонками, и мы катили «за ящичком» в гастроном. Он заходил в отдел: «Доча, дай-ка мне ящичек!». Торжественно выносил ящик водки, ставил его в багажник, и мы возвращались обратно.
Но у Бориса была другая мечта:

– В нашем классе висел плакат с портретом героя-летчика Анатолия Серова. Меня тоже тянуло в авиацию, и, чтобы туда попасть, стал вовсю заниматься спортом – бегал стометровки, жал гири и штангу, особенно увлекся гимнастикой. Тогда очень модна была комбинация «кольца в каче» – вот и я раскачивался на кольцах, а потом делал сальто и приземлялся. Так впервые прикоснулся к воздуху. Хотя мама (врач-хирург военного госпиталя, она хорошо знала, какие опасности подстерегают летчика) была против, сын своего добился: стал летать на «МиГ-17».

Как-то Волынова вызвали к командиру полка, где какой-то незнакомый подполковник, попросив подписать бумагу «о неразглашении», спросил: не желает ли лейтенант освоить более совершенную технику, чтобы – с риском для жизни – на невероятных скоростях достичь невиданных высот? Борис согласился. Потом была медкомиссия длинной в сорок суток: из почти трех с половиной тысяч летчиков истребительной авиации в отряд космонавтов отобрали двадцать человек; из пяти однополчан Волынова годным оказался один он.

Когда в 1969-м, 17 января, «Союз-4» с Шаталовым, Хруновым и Елисеевым благополучно приземлился, Волынов стал готовить к посадке и свой «Союз-5»: сориентировал корабль для схода с орбиты; тормозная установка выдала необходимый импульс; ушел бытовой отсек. Однако спускаемый аппарат от приборного отсека вместе с двигательной установкой почему-то не отделился. И гигантская «птица» с распростертыми «крыльями» (солнечными батареями) устремилась к Земле.

Все попытки космонавта стабилизировать ее в нужном положении оказались тщетными:

– Контролируя происходящее по приборам и иллюминаторам, я одновременно вел репортаж на магнитофон. Чуть больше года назад при подобном спуске не стало Володи Комарова, и я вполне осознавал: ситуация сложна настолько, что выхода из нее нет. До столкновения с Землей оставалось полчаса. Понимая, что всё кончится пожаром, сунул листочки с записями в середину бортжурнала и плотно перевязал его бечевкой. Ведь в таком виде книги обгорают только по углам. Да, мне надо было непременно донести полученную информацию до тех, кто полетит следом, а во что в подобной ситуации космонавт превращается, после гибели Володи Комарова представлял отчетливо.

Вдруг на девяностокилометровой высоте – взрыв! Почему? Да потому, что во время падения жутко разогрелся приборный отсек. К счастью, спускаемый аппарат при этом не разрушился, и его от приборного отсека (а заодно – от двигателя и солнечных батарей) наконец-то отбросило. Но, увы, закрутился и спускаться, как положено, не желал, что тоже грозило гибелью. Дико вращаясь вместе с капсулой (голова-ноги, голова-ноги), я видел в иллюминаторах розовые жгуты раскаленного газа, кабину заполнил едкий дым (резиновая герметика люка корабля стала пеплом), перегрузки выросли в девять раз. Наконец сработала парашютная система, но вращение всё равно не прекратилось: стропы то закручивались, то раскручивались...

В общем, долбануло о Землю крепко: ударом, который пришёлся на плечи и затылок, мне переломило корни зубов верхней челюсти. Открыв люк, он увидел, что жаропрочная сталь превратилась в пену, которая резала, как бритва. Чтобы не пораниться, выбрался с трудом, а там – заснеженная степь, минус тридцать восемь градусов. На нём же – лишь полётный костюм и кожаные тапочки (тогда летали без скафандров).

Наконец появились спасатели, рассказали самый свежий анекдот – о полете Шаталова, Волынова, Хрунова и Елисеева: «ПоШАТАЛись по космосу, поВОЛЫНили, ни ХРУНа не сделали и ЕЛИСЕли»... Ничего себе «ни хруна»: первая в мире стыковка на орбите, первый переход с корабля на корабль через открытый космос, «первый баллистический спуск» – как издевательски-уклончиво ту сверхкритическую ситуацию назвал ТАСС...

Потом врачи единодушно заявили, что после такого спуска Волынов в небо – ни в кабине военного «МиГа», ни даже просто в салоне обычного пассажирского «Ту» – больше уж не поднимется. А психологи добавили, что, несмотря на то, что остался жив, теперь и сам к самолету не подойдёт, ибо еще ни один человек на Земле через такой психологический барьер не перешагивал.

– Да, меня, по сути, списали. Каманин спросил: «Чем хочешь теперь заниматься?». Я: «Только испытательной работой». Он выгнал меня из кабинета. И так – четыре дня подряд. На пятый день: «Не передумал?» – «Нет». – «Ну, ладно. Назначаю командиром отряда слушателей, будущих космонавтов». Как раз тогда к нам пришли Береговой, Джанибеков, Попов, Романенко, другие.

Он преуспел в этом деле настолько, что скоро стал заместителем командира всего отряда космонавтов. А потом – и командиром. Причем, наставляя других, вопреки предписанию врачей усиленно тренировался и сам. Все знали: после списания добиться допуска к полётам невозможно. А он добился. Да, летом 1976-го на корабле «Союз-21» в качестве командира вместе с бортинженером Виталием Жолобовым отправился на станцию «Салют-5». Но и здесь Волынова снова поджидали «форс-мажорные» обстоятельства.

Рассчитанный на шестьдесят суток, полный различных экспериментов полет проходил строго по плану. И вот наступили сорок вторые сутки.

– Мы тогда находились над темной стороной Земли. Вдруг взвыла сирена аварийной ситуации: свет погас, все приборы и механизмы отключились, перестали действовать и система регенерации кислорода. В общем, привычный шум работающего оборудования исчез, темнота кромешная плюс невесомость: где верх, низ? Полное отсутствие ориентировки! Что произошло? Что делать?

Я сказал Виталию: «Двигайся за мной». На ощупь добрались до центрального пульта, выключили сирену и впервые ощутили «тишину космоса». Впечатление не для слабонервных! Шифром передали об аварии на Землю. Двусторонней связи в то время не было, и Земля ничем помочь не могла.

Чтобы сориентировать «Салют-5», Виталий, когда мы вышли из тени, проплыл в «Союз-21» и оттуда, глядя в оптический прибор, по внутренней связи сообщал мне о пространственном расположении станции относительно Земли, а я, находясь у пульта управления, эту информацию анализировал и двигателями поворачивал многотонную массу. Наконец, спустя один час сорок минут всё пришло в норму.

Однако у Жолобова от этого стресса скоро начались страшные головные боли, не снимаемые никаким лекарством. Кроме того, он потерял сон, аппетит, силы и работать больше не мог. В такой нештатной ситуации Волынову, кроме исполнения своих основных обязанностей, еще пришлось стать и врачом, и бортинженером. Учитывая происшедшее, Госкомиссия на пятидесятые сутки (тянуть дальше было просто опасно) решила их полет прекратить.

Но и тут случилось непредвиденное: корабль и станция расстыковываться не пожелали. К счастью, на следующем витке получилось. Садились в казахстанской степи 24 августа, ночью. Выбравшись из люка, Волынов сразу ощутил запах трав – аромат необыкновенный! Его позвал Жолобов: «Борис, помоги!» Из темноты капсулы посыпались искры: Виталий там за что-то зацепился скафандром, разбил лампочку. Борис вызволил друга, они легли на Землю и высоко-высоко в небе увидели звезды.

Прослужив в отряде космонавтов тридцать лет (тоже мировой рекорд!), так и не списанный по состоянию здоровья («Просто я решил, что в этом возрасте уже хватит дергать льва за хвост»), всё такой же улыбчивый, стройный, но уже – седоголовый, Борис Валентинович и теперь живет с семьей в том же Подмосковье.

Человек, сполна испытавший коварство космоса, не раз побывавший на волосок от гибели, дважды Герой Советского Союза – в общем, настоящий мужик, который приходится мне четвероюродным братом.

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург

Возрастное ограничение: 16+