Лев Сидоровский: Вон из Мавзолея! В ночь на 1 ноября 1961 года перезахоронили тело Сталина
01 ноября 2020
Осенью 1976-го исполнялось пятнадцать лет с той ночи, когда тело Сталина выставили из ленинской усыпальницы. Журналист Лев Сидоровский об этом рассказал на страницах питерской «Смены».
Однако – где же раздобыть необходимые для публикации факты? Конечно, именно там, где сие событие происходило. Поэтому срочно разузнал номер телефона (224-32-51) коменданта Московского Кремля генерал-лейтенанта Сергея Семёновича Шорникова и позвонил туда из Питера. Трубку поднял кто-то из его адъютантов. Дабы сразу не отпугнуть кремлёвцев своей весьма необычной просьбой, я без всяких уточнений сказал, что редакция ленинградской молодёжной газеты мечтает видеть на своих страницах Сергея Семёновича в качестве «воскресного гостя». Вероятно, с подобным предложением на том конце провода столкнулись впервые – во всяком случае, возникло некое замешательство. Попросили перезвонить через час. Спустя час повторил звонок и услышал:
– Приезжайте в Москву, оставьте в Кутафьей башне Кремля заверенное обкомом письмо из редакции на имя генерал-лейтенанта Шорникова и ждите решения. Укажите телефон для связи.
Срочно прикатил в столицу. Расположился поближе к Кремлю, в отеле «Россия». Оставил заверенное письмо в Кутафьей башне (увенчанная ажурной «короной» с белокаменными деталями, она «сторожит» вход на мост, который ведет к другой кремлевской башне, Троицкой) и стал ждать. Удивительно, но уже на следующее утро – звонок: комендант Кремля примет вас сегодня в 14.00. Вас встретят в бюро пропусков Никольской башни в 13.45.
Встретили, отобрали фотоаппарат и проводили в просторный кабинет.
Что ж, хозяин кабинета оказался весьма обаятельным: высокий, седоватый, фронтовик, на погонах – по две больших звезды, на груди – ордена, среди которых – три «Красных Знамени», «Александр Невский». Стал рассказывать свою боевую биографию, а потом – про то, что недавно начал в Кремле комплексную реставрацию, к тому же организовал здесь орнитологическую службу:
– Теперь соколы-перехватчики спасают кремлевские купола от ворон, которые прежде когтями сдирали с маковок позолоту...
Записываю я всё это на диктофон, а сам жду момент, когда можно спросить про то, как Сталина выносили из Мавзолея. Наконец вклинился со своим «опасным» вопросом. Шорников сразу посуровел:
– Не могу знать. В ту пору комендантом Кремля был генерал Веденин.
Я взмолился:
– Сергей Семёнович, ну, может, хоть кто-нибудь из кремлевских старожилов мне об этом поведает?
Вызвал Шорников командира Кремлевского полка полковника Редькина:
– Помоги, Владимир Васильевич, корреспонденту.
Но, как тут же выяснилось, и Редькина пятнадцать лет назад в Кремле не было. И стал направлять Редькин питерского гостя к одному сослуживцу, другому, третьему. В моей старой записной книжке сохранились фамилии тех (Михаил Яковлевич Бородин, Виталий Петрович Вовк, Александр Васильевич Востряков, Александр Николаевич Шефов, Михаил Иванович Гейко, Василий Иванович Берсенев, Георгий Павлович Репетилов), кто, казалось бы, мог раскрыть интересующие меня «подробности», однако все они либо их действительно не знали, либо просто-напросто от «не предусмотренного уставом» разговора уклонялись.
Слава Богу, выручил бывший командир Кремлевского полка Федор Тимофеевич Конев. То, что он поведал, легло в основу тогдашнего моего очерка, опубликовать который всё равно не удалось, поскольку «сменовский» цензор Евгений Петрович Хабло поставил на нём жирный крест: «Не положено!». Так что лишь сейчас, когда о событии 59-летней давности стали известны и многие новые факты, предоставляю мое творение вниманию.
После смерти Сталина в марте 1953-го его тело забальзамировали и поместили в Мавзолей Ленина. Причем уже девятого, в день похорон, над входом в усыпальницу возникли слова:
Л Е Н И Н
С Т А Л И Н
Как удалось столь быстро обновить надпись? Ведь, чтобы заменить многотонный монолит с именем «ЛЕНИН» другим, с двумя фамилиями, требовалось несколько месяцев: надо было найти подходящий каменный блок в одном из карьеров, перенести за сотни километров в Москву, обработать и установить на место. Поэтому ко дню похорон Сталина существующий монолит покрыли розовой смолой, затем – черной краской «под гранит» (даже нарисовали голубоватые искринки, как на настоящем лабрадоре) и на ней начертали малиновыми буквами (в тон шокшинского кварцита) две фамилии.
– Летом было хорошо, – вспоминал комендант Мавзолея полковник Петр Мошков, – но зимой, когда менялась погода и монолит покрывался инеем, на камне проступала прежняя надпись – «ЛЕНИН»...
Только через семь лет монолит был заменен новым, добытым и обработанным в том же Головинском карьере на Украине. На бронетранспортерах 40-тонный блок доставили на станцию Горбаши, где перегрузили на железнодорожную платформу. В Москве мастера вырезали в камне слова «ЛЕНИН» и «СТАЛИН», а в выемки для букв вставили плитки малинового кварцита. Так и красовались они до октября 1961-го...
В том октябре проходил XXII съезд КПСС. А еще задолго до этого в стране всё настойчивее стали звучать высказывания о том, что дальнейшее пребывание тела Сталина рядом с ленинским крайне нежелательно. В частности, на брегах Невы с требованием вынести Сталина из ленинского Мавзолея высказались рабочие Кировского и Невского машиностроительных заводов. Это их предложение, оглашённое со съездовской трибуны первым секретарем Ленинградского обкома партии Иваном Спиридоновым (он в «городе трёх революций» осуществлял власть вслед за, по определению ленинградцев, «перманентным мужчиной» Фролом Козловым и перед одиозным Василием Толстиковым), поддержали партийные делегации Москвы, Грузии, Украины, Казахстана, Алтайского края, Саратовской области... И 30 октября съезд постановил, что «серьёзные нарушения Сталиным ленинских заветов делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее».
Чтобы осуществить задуманное, решением Президиума ЦК КПСС была создана – во главе с председателем комиссии партийного контроля при ЦК КПСС Николаем Шверником – другая комиссия, специальная, в которую вошли: первый секретарь ЦК компартии Грузии Василий Мжаванадзе, председатель Совета Министров Грузии Гиви Джавахишвили, председатель КГБ («железный Шурик») Александр Шелепин, первый секретарь Московского горкома партии Петр Демичев и председатель исполкома Моссовета Николай Дыгай. Впрочем, еще до этого Никита Хрущев вызвал начальника 9-го управления КГБ генерала Николая Захарова и коменданта Кремля генерал-лейтенанта Андрея Веденина:
– Сегодня состоится решение о перезахоронении Сталина. Место обозначено. Комендант Мавзолея знает, где рыть могилу.
Занимавший сей пост уже упоминавшийся выше полковник Мошков позже вспоминал, как на узком совещании членов Президиума ЦК решался вопрос: куда переместить тело Сталина? Хрущев предлагал Новодевичье кладбище, где покоятся жена и родные Сталина. Однако Мухитдинов (кто ныне помнит Нуритдина Акрамовича, члена Президиума и секретаря ЦК, закончившего свою карьеру на посту посла СССР в Сирии?), ссылаясь на то, что тело Сталина помещено в Мавзолей решением ЦК партии и Совета министров, высказал сомнение: мол, хорошо ли воспримет народ такое отношение к покойнику? И добавил:
– У нас, мусульман, это – большой грех...
Микоян и Козлов Хрущева поддержали, но, когда Мухитдинов предложил похоронить Сталина за Мавзолеем, остальные с ним всё же согласились. Тем более что с Новодевичьего прах Иосифа Виссарионовича, по общему мнению, запросто могли выкрасть его грузинские почитатели...
И вот к шести часам вечера наряды милиции очистили Красную площадь, закрыв туда все входы. Более того: командующему Московским военным округом генералу армии Белобородову было приказано одновременно с выносом тела Сталина провести якобы репетицию парада 7 ноября.
Нескончаемая колонна пустопорожних грузовиков, в которых рядом с водителем сидел только один офицер, по десять машин в ряд, утюжила Красную площадь. Колонна и в самом деле была нескончаемой: миновав Васильевский спуск, машины сворачивали направо, по набережной катились вдоль стен Кремля и мимо Александровского сада вновь направлялись к Спасской башне. Это было сплошное колесо, которое вращалось около четырех часов, пока мрачная пантомима на задворках Мавзолея не завершилась...
Ну а прежде, еще днем, командир отдельного полка специального назначения комендатуры Московского Кремля (так официально именовалось это подразделение) полковник Федор Конев получил от начальника управления личной охраны Хрущева полковника Владимира Чекалова приказ подготовить одну роту для перезахоронения Сталина на Новодевичьем. Потом Чекалов перезвонил:
– Отставить Новодевичье. Всё будет за Мавзолеем, у Кремлевской стены.
Также Коневу поручалось в столярной мастерской изготовить из сухой древесины гроб. От комендатуры Кремля выделили шесть солдат для рытья могилы и восемь офицеров – чтобы сперва доставить саркофаг из Мавзолея в лабораторию, а потом опустить гроб с телом в могилу. Маскировку обеспечивал начальник хозяйственного отдела комендатуры Кремля полковник Владимир Тарасов: ему предстояло закрыть фанерой правую и левую стороны за Мавзолеем, чтобы ничто ниоткуда не просматривалось...
Итак, место, где начали рыть могилу, обнесли фанерой, осветили прожектором. А тем временем в Мавзолее восемь офицеров переместили саркофаг вниз, в подвал, где размещается лаборатория. Там тело Сталина переложили в гроб, обтянутый черным и красным крепом. Конев вспоминал:
– Совершенно седой, он лежал, как живой, будто уснул только что...
Пришли члены правительственной комиссии – кроме Мжаванадзе, который заранее предупредил остальных: «Мне этого не вынести». По распоряжению Шверника, научные сотрудники лаборатории, которые восемь лет наблюдали за сталинским телом, аккуратно срезали золотые пуговицы с мундира усопшего вождя и взамен пришили латунные. Кроме того, Шверник попросил снять с мундира Золотую Звезду Героя Социалистического Труда, а другой высокой награды генералиссимуса – Звезды Героя Советского Союза – там не оказалось. Всё это Мошков передал в Охранную комнату, где находились награды всех погребённых у Кремлевской стены. Дышал Шверник тяжело, в уголках его глаз блестели слезы. Когда гроб накрывали крышкой, Шверник и Джавахишвили разрыдались.
И тут вдруг выяснилось, что крышку нечем прибить: забыли про гвозди! Начальник хозотдела Мавзолея Тарасов, никому не доверяя, сам сбегал за ними.
Наконец из левого выхода Мавзолея показалась мрачная процессия. Конев стоял неподалеку, рядом с радистом, держащим наготове рацию со штыревой антенной. В случае какой-либо неожиданности весь полк, которым командовал Федор Тимофеевич, в любую секунду готов был выступить: слева и справа от Мавзолея, за гостевым трибунами, притаились автоматчики. Но ничего неожиданного не произошло. Впереди, держа фуражку за козырек согнутой левой рукой, печатал шаг комендант Кремля Веденин. В трех метрах за комендантом восемь молодых офицеров Кремлевского полка несли гроб. На таком же расстоянии за ними следовала безмолвная комиссия. И замыкали процессию несколько сотрудников комендатуры Мавзолея.
Подошли к могиле, которая изнутри была выложена железобетонными плитами. Хотели ими еще и сверху гроб накрыть, но Тарасов высказал Швернику опасение: «Как бы не сорвались...» Тот согласился. В 22.15 после минуты молчания гроб опустили. Все, и Конев тоже, бросили на него по горстке земли. Когда солдаты могилу закопали, сверху легла беломраморная плита с надписью:
СТАЛИН ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ
1879-1953
Потом она еще долго служила надгробием, пока в 1970-м здесь не поставили памятник, изваянный Николаем Томским. Таким образом, Сталин оказался единственным деятелем, чей прах был предан земле у Кремлевской стены без речей, оркестра и прощального салюта.
Ну а утром скупые солнечные лучи осветили Мавзолей, на котором алело только одно слово – «ЛЕНИН». Потому что предусмотрительный полковник Мошков этот первоначальный блок сохранил, и ночью уникальный камень снова занял свое законное место...
Комендант Кремля генерал-лейтенант Шорников оставался на своем посту целых девятнадцать лет, до 1986-го. А у командира Кремлевского полка полковника Конева карьера оказалась не столь успешной, хотя за «участие в операции по смещению Хрущева» заслужил орден боевого Красного Знамени...
Только перезахоронение Сталина состоялось, как мой друг Евгений Евтушенко по этому поводу написал стихотворение «Наследники Сталина», опубликовать которое в «Новом мире» смелый редактор Твардовский испугался. Ведь кровавый вождь, даже вынесенный из Мавзолея, ночью и воровато похороненный у Кремлевской стены, всё равно для очень многих был еще очень страшен:
Он что-то задумал.
Он лишь отдохнуть прикорнул.
И я обращаюсь
к правительству нашему
с просьбою:
удвоить,
утроить
у этой стены караул,
чтоб Сталин не встал
и со Сталиным – прошлое...
Устами поэта к правительству обращались многие миллионы людей, чьи дети, отцы и братья либо вернулись из ГУЛАГа, либо там погибли. Страна не могла услышать голос самих репрессированных. По какой-то странной, сверх извращённой логике считалось, что пострадавшие не имеют права судить именно потому, что они пострадали. Зато те, кто уничтожал, даже из загробного мира продолжали суд и расправу:
Гроб медленно плыл,
задевая краями штыки.
Он тоже безмолвным был –
тоже! –
но грозно безмолвным.
Угрюмо сжимая
набальзамированные кулаки,
в нём к щели глазами приник
человек, притворившийся мёртвым...
Хрущев мог вынести Сталина из Мавзолея, но он не мог вынести его из себя. По сути дела, Хрущев был Сталиным, только не таким жестоким. Евтушенко не присутствовал при выносе тела, но его стихи на удивление точно передают, что там происходило:
Хотел он запомнить
всех тех, кто его выносил, –
рязанских и курских молоденьких новобранцев,
чтоб как-нибудь после набраться для вылазки сил,
и встать из земли,
и до них,
неразумных,
добраться...
Как он смог тогда написать эти строки?! Отнес их в «Литературную газету», но редактор Косолапов, напечатавший прежде «Бабий Яр», на сей раз посоветовал поэту обратиться прямо в ЦК, к референту Хрущева Лебедеву. Лебедев, убеждённый противник сталинизма, «крамольный» текст слегка подредактировал и отдал адресату. Реакции Хрущева были совершенно непредсказуемы. Он громил Сталина, но никаких иных методов правления, кроме сталинизма, не знал. Однако на этот раз в политической борьбе с Молотовым, Маленковым и Кагановичем, в 1957-м отстранёнными от власти, ему понадобилась хоть какая-то точка опоры в обществе. И он обрёл ее, как ни странно, в поэзии:
Наследников Сталина,
видно, сегодня не зря
хватают инфаркты.
Им, бывшим когда-то опорами,
не нравится время,
в котором пусты лагеря,
а залы, где слушают люди стихи,
переполнены...
И всё это (подумать только!) было опубликовано в «Правде»:
Велела не быть успокоенным Родина мне.
Пусть мне говорят: «Успокойся…» –
Спокойным я быть не сумею.
Покуда наследники Сталина
Живы еще на земле,
Мне будет казаться,
Что Сталин – еще в Мавзолее.
Да, тогда, в 60-е, людям очень нужны были стихи: Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Ахмадулина собирали целые стадионы! Сейчас такое, увы, невозможно. А Сталин кое для кого, наоборот, всё больше становится кумиром – вот это воистину страшно. Так что, к великому сожалению, «наследники Сталина» и в XXI веке живы. Ну и Ленин в Мавзолее (сколько ему там еще пребывать?!) некоторых индивидов тоже всё яростней вдохновляет на дикие мысли о возвращении к советскому прошлому.
Доколе же так будет, дорогой читатель? Доколе?!
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург
На фото: партия и правительство на трибуне ленинско-сталинской усыпальницы 9 марта 1953 года. Бок о бок…У Кремлевской стены...
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
