Галина Гиленова и «Пой, Friend!» - 25 лет вместе

02 апреля 2023

31 марта руководитель ансамбля «Пой, Friend!» Галина Гиленова встретила свой юбилей и 25-летие ансамбля как всегда на сцене Иркутского политеха.

Галина Гиленова – выпускница Иркутского музыкального колледжа имени Ф. Шопена. В Уральской государственной консерватории им. М.П. Мусоргского она обучалась у композитора Евгения Гиммельфарба и заслуженного артиста РФ Владимира Завадского. В 1998 году она основала ансамбль «Пой, Friend!».

К юбилею «Пой, Friend!» подошел с большим количеством наград, признанием публики и широким концертным репертуаром, сохраняя и преумножая традиции русской вокальной школы. Политеховцы исполняют произведения русских и зарубежных классиков, народные мотивы, авторские композиции и духовную музыку. Коллектив – победитель и призер творческих конкурсов в Перми, Екатеринбурге, Казани, Сочи и Петербурге. Иркутяне выступали во Франции, Испании, Чехии, Италии, Болгарии, Польше и Беларуси.

Галина Гиленова признается, что вдохновляется творческими триумфами оперных певиц Юлии Лежневой и Чечилии Бартоли, дирижёра Теодора Курентзиса и джазового исполнителя Bobby McFerrin. Иркутянка с интересом наблюдает за художественными экспериментами московского хора Минина и вокальным секстетом Take 6.

В 2019 году по инициативе Галины Гиленовой стартовал музыкальный лекторий «От ДО до ДО», который знакомит иркутян с жизнью и творчеством известных композиторов. Она - сопредседатель регионального отделения Всероссийского хорового общества. В 2002 году ей вручена премия губернатора Иркутской области в сфере культуры и искусства.

«Глагол» поздравляет Галину Гиленову и ее коллектив с юбилеями, желает творческого вдохновения и долголетия и публикует отрывок из интервью журналу «Иркутские кулуары».

– Скажите, как и почему вы выбрали именно это название?

– Знаете, мне иногда надоедает отвечать на этот вопрос, и я говорю просто: «А почему бы и нет?» Оно появилось не сразу, а на втором году творческой жизни. До этого мы назывались длинно - вокальный ансамбль студенческого клуба Иркутского государственного технического университета. Как говорится сейчас, «многа букаф». А нужна была краткость, броскость, запоминаемость. «Пой, friend!» родилось спонтанно, его предложил мой хороший знакомый, с которым мы вместе учились в консерватории. И хотя оно довольно нестандартно для хора, я взяла на себя ответственность, что мы будем именоваться так. Сейчас у нас всё «Пой, friend!» – и почта, и сайт, и жизнь под это строится. Я часто говорю на концертах: «Это не название, это девиз». «Пой» и «friend» – «Пойте, друзья!»

Меня часто ругают: «Чего это вы поёте Свиридова?!» (интервью 2012 года - примечание редакции). Я сначала не знала, как на это отвечать, ведь для того, чтобы во всю мощь исполнить произведения Георгия Свиридова, нужно человек 60. А потом думаю: «Ну кто в Иркутске возьмётся за Свиридова, кроме нас?!» (смеётся) Не всё мы делаем для себя – иногда хочется, чтоб люди поняли, сколько вокруг «вкусного».

Конечно, какую музыку слушать, каждый должен решать сам – другое дело, что во многом на вкусы влияет социум. Если человек с рождения не слышал ничего, кроме мусора, музыкального шлака, сложно заставить его высидеть хотя бы час на концерте классической музыки. Он и минуты не просидит – убежит.

Чтобы слушать классику, необходимо постоянно создавать какое-то информационное поле вокруг неё – а сегодня этим никто не занимается. Я, например, без лишней скромности считаю, что в «Пой, friend!» собрались лучшие люди университета. Не знаю, по какой причине они к нам приходят. Видимо, есть потребность и любознательность. Они читающие, умные, грамотные, как правило, все на хорошем счету...

– Скажите, а музыка вообще подвергается цензуре? Ведь это невербальный жанр.

– Конечно. И, мне кажется, сейчас даже в большей степени. С одной стороны, упал «железный занавес» – и у нас появилась возможность слушать хорошую западную музыку. Мы задумались, что Лемешев – это «не айс», и Козловский – не то. Оказывается, бывает и атональная музыка, и такая, и сякая, и мир-то ушёл далеко вперёд. Мы все ругали формализм: Шнитке писал музыку к мультфильмам, а Шостакович – «Нас утро встречает прохладой», потому что нужно было как-то жить. Но, с другой стороны, за последние годы ничего подобного Шостаковичу или Шнитке создано не было. И больше того: даже подобного «Московским окнам», «Я люблю тебя, жизнь», то есть советской эстраде, которую мы по сей день поём с удовольствием. Отсюда возникает парадокс: всё можно – читай любые книги, пиши любую музыку, снимай любые фильмы – а ничего нет. Видимо, наличие рамок часто бывает полезным.

– Вернёмся к нашим хористам. Каковы критерии при отборе в хор?

– В первую очередь – желание. Ну, ещё чтобы кандидат мог отличить «В лесу родилась ёлочка» от «Интернационала».

– А слух, голос?

– Вы знаете, слух и голос можно настроить. Ко мне очень часто приходят со словами «У меня нет слуха, голоса» и так далее. Я отвечаю, что слуха и голоса нет у глухонемого человека, а остальное – лишь отсутствие координации между первым и вторым. Ведь если вы меня нормально слышите, если мы без проблем общаемся – значит, просто есть какая-то недоработка. На изменение, конечно, потребуется много времени и усилий, но голос – такой же настраиваемый инструмент, как скрипка или фортепиано. Вообще, в искусстве много надуманного: «Всё сложно! Ах! Ох!». Никаких ахов и охов быть не должно: если вы чему-то будете посвящать два–три часа в день, то определённо достигнете в этом результата.

Для меня главное, чтобы те, кто однажды пришёл в хор, остались. Чем тут мы держим, думаете? Музыкой. Необходимо влюбить в эту музыку, это многоголосье – и человек тогда точно не уйдёт. Знаменитая формула «Нужно любить искусство в себе, а не себя в искусстве» работает на 200%.

– А что сложнее: выступать в хоре или солировать?

– Ну это кому как. Я люблю выступать в коллективе, мне нравятся созвучия, аккорды, здесь больше возможностей, нежели у солиста.

– Спрятаться можно…

– Да, если в чём-то не уверен, кто-то всегда поддержит. Хотя, в основном, мы выступаем акапельно, иногда я аккомпанирую ребятам на фортепиано. Я очень этого не люблю и, бывает, могу «навалять». И знаю, что многие это заметят. А в хоре шероховатости сглаживаются. Часто слушаешь по одному и думаешь: «Боже мой! Что это?!». А в целом получается хорошо.

– Каково ваше определение искусства?

– В искусстве нет результата и нет какого-то объективного критерия, по которому можно его судить. Это не математика, где дважды два – четыре. Это вечный процесс, которым мы наслаждаемся. Чего-то плохого и ненужного всегда много. Искусство призвано выводить человека из состояния обыденности, постоянного хамства. Это должен быть праздник, что-то хорошее, даже слёзы в искусстве очищающие. У нас есть «Вечная любовь». Так вот. Первый куплет мы поём на русском – это ещё ничего. А когда мы переходим на французский, женщины в зале не выдерживают и начинают плакать. Это умиляет, хотя сознательно я и не добиваюсь такого эффекта.

– Ваша музыка направлена больше на ответное интеллектуальное усилие или на эмоцию?

– На самом деле, музыка у нас очень простая – она вся о любви: к женщине, к ребёнку, к Родине. Я долго не брала произведения о войне, потому что не хотелось повторять «испетые» вдоль и поперёк традиционные военные песни. Однако однажды нас попросили что-нибудь приготовить к 9 Мая. Думаю, что же петь? В итоге мы спели еврейскую песню «Ягода смородина». В ней нет ни одного слова о том, что идёт война, однако её глубинный смысл понятен всем людям. Это тоже песня о трагедии. Но с каким-то позитивным началом.

– Терминологией – синкопами, бекарами, бемолями, прочими страшными словами – не мучаете?

– Нет. Для начала достаточно трёх–пяти терминов – нам же нужно общаться. Работая в техническом университете, я научилась отвечать на претензии наподобие «Нам ваши ноты не нужны». «Вы знаете, – говорю я, – ноты – это система декартовых координат». И ребята понимают, потому что необходимые нам термины я стараюсь объяснить через известные им понятия. Нот всего семь, метрики две – двудольный и трёхдольный такт, штриха два – легато и нон легато. В музыке всё очень просто. Главное – терпение и труд, последовательность и интерес.

– Какой праздник для вас важнее, главнее – 23 Февраля или 8 Марта?

– Вы знаете, мы в коллективе пришли к выводу, что не нужно праздновать ни 23 Февраля, ни 8 Марта. У нас есть свой праздник – «Первый день весны». Мы отмечаем его подарками, обязательно куда-то выезжаем. Не бывает скучно ни мне с ними, ни, надеюсь, им со мной. Находится масса общих тем, кроме музыки. Этим и живём.

Автор интервью: Валерий Панов. Фото Елены Шириновой