Тайны писем Сукачёвых

03 февраля 2019

Краевед и популяризатор истории Иркутска Наталья Гончаренко 15 лет изучает жизнь и судьбу Владимира Сукачёва, человека, которому жители столицы Восточной Сибири обязаны появлением картинной галереи, самой обширной за Уралом.

По признанию исследовательницы, она по крохам собирала историю семьи Сукачёвых, получая скудную информацию из мемуаров, писем, открыток. Но в прошлом году судьба сделала настоящий подарок всем, кто интересуется дореволюционной историей Иркутска: Наталья отыскала в эстонском городе Тарту большой архив документов, оставшийся от старшего сына Владимира Сукачёва – Бориса. Эти документы позволят заполнить многие белые пятна в истории города. Но еще более символично, что широкой публике они будут представлены к 170-летию со дня рождения мецената, просветителя и городского головы.

– Наталья, когда у вас возник серьезный интерес к судьбе Владимира Сукачёва?

– Началось всё с моего устройства на работу в Иркутский художественный музей имени В. П. Сукачёва в начале 2000-х годов. В мои обязанности входило изучение коллекции документов из мемориального архива семьи Сукачёвых. Тогда у меня как у профессионального историка появился интерес к основателю музея Владимиру Платоновичу Сукачёву. 

Когда занимаешься изучением жизни неординарного и талантливого человека, возникают вопросы: кем были его родители, какое образование он получил, к чему испытывал интерес? Пытаясь ответить на эти вопросы, я поняла, что о Владимире Платоновиче Сукачёве как о человеке мы очень мало знаем. И объяснение этому вполне простое. 

Алексей Дементьевич Фатьянов (директор Иркутского художественного музея в 1948–1978 годы) писал в своей книге, что в какой-то момент, когда еще можно было найти живых потомков Сукачёва и получить от них реальные воспоминания, тогда сотрудников музея интересовала больше судьба картин, хотелось установить их происхождение, провести атрибуцию… 

Семейные отношения Сукачёва не интересовали искусствоведов. Достаточно было информации, что он происходил из древнего купеческого рода Трапезниковых и имел в то же время украинские корни. Когда люди, лично знавшие Владимира Платоновича, ушли из жизни, то исследователям осталось только искать документальные свидетельства. Поэтому я, занявшись этой темой, вначале попыталась хоть какие-то факты установить традиционным способом – через запросы в архивы. Счастливым случаем стало обнаружение факта существования у Надежды Владимировны Сукачёвой (жены Владимира Платоновича) сестры Анны. Это было как волшебный клубочек: тянешь за ниточку, раскручиваешь, и вдруг – ах, а там внутри еще сюрприз.

– Это тоже помогли установить запросы архивы?

– Нет, тут помогли открытки, которые получали Сукачёвы, они сохранились в собрании художественного музея и были получены в дар от  младшего сына – Владимира. Это была почти детективная работа по расшифровке инициалов, указанных в подписях на открытках. К примеру, за буквами «С.Л.» скрывалась известная на тот момент писательница Софья Лаврентьева, с которой Сукачёвы были дружны. Она написала мемуары «Пережитое», где есть упоминания и о Надежде Владимировне, и об их встрече во Флоренции.

Несколько открыток было подписано «А. Бородин», «А. Бор.». Разбираясь с этим, я выяснила, что, помимо всем известного композитора Александра Бородина, существовала семья Бородиных, глава которой, Александр Парфеньевич, был инженером, серьезным ученым в области паровозостроения, но для нас ценно, что он был женат на родной сестре Надежды Владимировны – Анне. Я сообщила об этом факте через интернет, и со мной на связь вышла правнучка Анны Владимировны. Мы свои изыскания по истории семьи Сукачёвых соединили и получили немало увлекательных сведений.

– А если вернуться к вопросу про ваш личный интерес к Сукачёву…

– Реально заинтересованность судьбой Владимира Платоновича у меня появилась в период работы заведующей отделом художественного музея «Усадьба Сукачёва». Когда ты много времени проводишь в доме, где жила эта удивительная семья, ходишь по саду и видишь свою задачу не просто в восстановлении строений, которые были при жизни Сукачёвых, а в реконструкции быта семьи, то взгляд на вещи становится другим. Мне хотелось, чтобы у посетителя возникло ощущение, будто бы хозяева только на минуту покинули свой дом, и всё в нем живое и настоящее. Тут нужно и экспозицию грамотно составить, и предметы правильные подобрать, и картины… А как это сделать? Конечно, восстановить на основе писем, дневников, мемуаров.

До находки большого объема писем Бориса Сукачёва в Тарту для меня, да и для многих, думаю, личность Владимира Платоновича Сукачёва представала фигурой светлой, положительной, но официальной, обезличенной. Что мы о нем знали? Что собирал картины, бескорыстно позволял посещать его усадьбу, содержал школу, жертвовал на больницы. Мы понимаем, достойный государственный муж. Но за всеми поступками же стоял живой человек, со своими взглядами, отношением, мнением. И именно такого Сукачёва мы совершенно не знали.

– Но ведь отдельные документы были уже в распоряжении историков?

– Очень скудные, хотя и свидетельствовавшие о широкой натуре Владимира Платоновича. Когда я водила экскурсию по усадьбе, то всегда обращала внимание гостей на один важный, на мой взгляд, документ – черновик речи Сукачёва по случаю открытия столовой для студентов в Петербурге (это как раз была его деятельность в сибирском землячестве). 

Он пишет такую фразу: «как помочь молодому человеку, полному надежд и честолюбивых стремлений, волею судьбы временно оказавшемуся в стесненных обстоятельствах? Как помочь, не унизив его человеческого достоинства?» Для меня вот в этом раскрывается Сукачёв-человек. Мы знаем массу примеров благотворительности в истории, когда людьми движет стремление купить «место в раю», или быть не хуже других, или увековечить таким образом память об умершем родственнике. Кем-то в благотворительности действительно движет милосердие, так было и у Сукачёва, я в этом убеждена. Он не просто хотел помочь, но при этом и не задеть человеческое самолюбие и достоинство.

Когда я работала в усадьбе, то нужно было при формировании экспозиции понять, что двигало хозяином дома при принятии того или иного решения, как был распланирован его день, где он работал и отдыхал. Часто мы шли по аналогии: «В это время в России было вот так, возможно, у Сукачёвых было так же». Но как историк я знаю: так быть не должно, нужно опираться на факты при построении экспозиции, искать документальные свидетельства.

Буквально по крупицам я в течение 15 лет собирала информацию о Сукачёве и о его семье. Это как золотодобытчик промывает породу, ему попадаются мелкие блестки то тут, то там, но он знает, что где-то есть настоящая золотоносная жила.

– И оказалось, что эта жила не в Иркутске, Москве или Питере, а, как ни странно, в Тарту, в Эстонии.

– Тут ничего странного нет. О работе старшего сына Сукачёвых Бориса в университете в Тарту было известно достаточно давно. В 1950-х годах младший сын Сукачёвых Владимир оставил несколько страничек текста, скорее всего, это были ответы на вопросы Фатьянова, где он делился своими воспоминаниями о том, где и у кого его отец приобретал картины. Причем сам Владимир написал, что после перенесенного голода во время блокады Ленинграда он страдает провалами в памяти и не вполне уверен в своих воспоминаниях. В этих записках Владимир упоминает своего брата Бориса, работавшего в Гейдельбергском университете, в Юрьевском университете (в Тарту), а затем в Сорбонне.

Приступив к изучению темы и направив запросы в архивы, я получила разные ответы. Так, из Харькова мне прислали сканы документов, из которых стало понятно, что средний сын Сукачёвых Платон учился не только в Петербурге, но и в США, сохранились его письма из Филадельфии и Итаки.

В архив города Тарту я тоже отправляла запрос. И в 2006 году мне пришел ответ от директора музея университета Тарту Леа Леппик, которая очень любезно мне сообщила, что в Тартуском национальном архиве есть личное дело Бориса Сукачёва, где содержится информация о том, что он развелся с женой Марией Высоцкой и вскоре женился на Ольге Николаевне Кончевской. 

Еще один любопытный факт, который я от нее узнала, что в 1914 году Борис вступил в общество Красного Креста и ушел санитаром на фронт. Не знаю, почему я тогда не попросила сканы этих документов. Возможно, сам факт получения новых сведений меня обрадовал. И потом было неловко просить людей нести определенные траты,  тем более архив в другом государстве.

– Тем не менее спустя годы вы все-таки вернулись к поиску новых архивных документов?

– В 2018 году я вновь написала в Тартуский архив и попросила прислать мне по возможности сканы документов. И снова получила любезный ответ от Леа Леппик, где выражалась радость, что я продолжаю изучать данную тему, но также сообщалось, что всех сил их коллектива не хватит для обработки моего запроса, так как документов несколько ящиков. Мне предложили приехать и самой изучить их. Всей ценности архива я тогда предположить не могла. Казалось, что там наверняка обилие научных трудов и записок. Но когда я туда приехала в октябре прошлого года, то мне открылись сокровища – 30-летняя семейная переписка Сукачёвых.

Сукачёвы писали друг другу очень подробно и обстоятельно. К примеру, Платон (средний сын Сукачёвых) писал брату, как строится его день, во сколько он встает, чем завтракает, как добирается до училища, а потом детально рассказывает, как устроена жизнь в доме и какую перестановку сделали. Фактически по его письму можно выстроить новую экспозицию в нынешней усадьбе Сукачёва.

Очень интересным источником информации о жизни Иркутска являются письма Владимира Платоновича к старшему сыну, когда он являлся городским головой. Так, весьма обстоятельно описываются выборы в городскую думу. За такого-то кандидата подали столько-то белых шаров, столько-то черных. А при втором голосовании вперед вышел тот-то. Благодаря этим письмам Иркутск конца XIX века оживает. 

К примеру, Сукачёв описывает свою поездку в каменоломни, куда он отправился смотреть, какой камень взять, чтобы реконструировать мостовую у Трапезниковского дома (нынешнее здание суда, расположенное у цирка. – Прим. ред.).

Много интересного можно узнать о петербургском периоде жизни семьи, когда Сукачёвы уехали из Иркутска. Так, в доме у них бывали Владимир Короленко, графиня Игнатьева (близкая подруга вдовствующей императрицы Марии Федоровны), Лев Де-Витт. С последним связана тоже полудетективная история. Я пыталась установить, кто же это Лёва Де-Витт, часто упоминаемый в письмах, оказалось, это двоюродный брат Надежды Владимировны, офицер, автор очень популярных в начале ХХ века книг по верховой езде, которые были переизданы в 2015 году.

– Изучая переписку Сукачёвых, вы стали смотреть на них по-другому?

– Честно скажу, получив доступ к этим документам в Тарту, больше всего я переживала, что они разрушат возникший у меня образ Сукачёва, что я узнаю о нем что-то, идущее вразрез с моими убеждениями. Но этого не произошло.

Судя по письмам, Сукачёв был консервативным человеком, монархистом по убеждениям, но он всегда много и бескорыстно помогал людям. К примеру, в одном из писем к нему Михаил Загоскин просит: «Добренький Владимир Платонович, у нас тут учитель старичок потерял место, сильно нуждается. Посмотри, может, в управе найдешь ему какое-то место в 15 рублей месяц»… 

Или Надежда Владимировна после отъезда из Иркутска в Петербург в 1898 году пишет сыну Борису: «В общем же папа по-прежнему волнуется, и я всё больше и больше убеждаюсь в том, что он сильно скучает без дела – а где его найти в Петербурге. Сейчас хлопочет за Августу Писареву». Оказалось, эта Августа – дочь иркутского священника, которая набедокурила в столице, попала в тюрьму, и за нее вступился Владимир Платонович.

Нет документов, как Сукачёв встретил революцию. Семья в это время жила в Петрограде, вплоть до 1919 года. Потом Сукачёвы переехали в Крым. И здесь всё тоже очень необычно. Почему они стали жить в Бахчисарае, а не как большинство беженцев из Центральной России – в Симферополе и Севастополе? У всех, кто покинул столицу, логика простая: большевики проиграют, тогда вернемся в свои родные места, большевики победят – тогда остается бегство в Стамбул по морю. По какой причине Сукачёвы предпочли горный и малонаселенный русскими Бахчисарай, мы не знаем.

Как и не знаем, где точно находится место последнего упокоения Владимира Платоновича. Я ездила в Бахчисарай, искала там его могилу, но, видимо, она оказалась на той части кладбища, которую в советское время превратили в увеселительный парк. Мне удалось установить место захоронения Надежды Владимировны Сукачёвой, это Волковское кладбище в Санкт-Петербурге. Осенью 2018-го я побывала там…

– Для вас меняется Иркутск после прочтения писем Сукачёвых?

– Скорее он становится ярче. Появляются важные подробности, детали. И увиденное мне интересно. Я не сужу людей того времени, они все важная часть нашей общей истории. Так, мы в музее на экскурсиях рассказывали, что Сукачёв с епископом Тихоном совместно вели работу по созданию общества для слепых и поддерживали хорошие отношения. А из писем стало понятно, что у Сукачёва с Тихоном были довольно натянутые отношения. 

Или, к примеру, официальная версия отъезда Сукачёвых из Иркутска – состояние здоровья Надежды Владимировны, которой требовалось регулярное лечение за границей. Но из писем мы узнаем, что еще существовал конфликт у Сукачёва с генерал-губернатором А.Д. Горемыкиным. Это интересные кусочки большого пазла, позволяющего составить картинку реальной жизни, в чем и состоит прелесть исторического исследования.

– Кстати, об исследовании. Каким-то образом результаты вашей тартуской находки будут представлены широкой общественности?

– Я запустила проект «Сукачёвы. История одной семьи», целью его является расшифровка писем из Тартуского архива (всего около 5 тысяч файлов). Мне уже помогают 15 добровольцев. Полученные после обработки материалы лягут в основу книги, которую я очень надеюсь выпустить к юбилею Владимира Платоновича в июле этого года. 

Эти письма могут быть полезны школьникам, которые пишут свои первые маленькие краеведческие рефераты, дети смогут посмотреть на историю конца XIX – начала XX века глазами своих ровесников (пример тому письма Платона Сукачёва). Безусловно, письма семьи Сукачёвых – это кладезь знаний о повседневной жизни Иркутска того периода, что неоценимо для историков. К примеру, мы узнали, что помимо крокета и бильярда в семье Сукачёвых играли в «кошки-мышки», «море волнуется раз».

– А правда, что Иркутск должен быть благодарен Сукачёву за появление в садах персидской сирени?

– На самом деле это городская легенда. Как говорят наши ботаники, сирень все-таки завезли в Иркутск еще в пору декабристов. А с Сукачёвым связывают первые посадки вязов в городе. Но это не точный исторический факт. Для любопытствующих горожан могу сказать, что среди деревьев, которые растут на территории усадьбы сейчас, с XIX века сохранились лиственницы, куст бузины и, возможно, несколько вязов.

На самом деле, за что мы действительно должны быть благодарны Владимиру Платоновичу, так это за его стиль руководства в период нахождения на посту городского головы. Он был просветителем по натуре: и картинная галерея, и парк усадьбы с разными растениями, и благотворительные проекты – являются тому свидетельствами. Он был принципиально честным. Так, ему стало известно, что один из купцов, входивших в состав городской управы, чтобы увеличить свою прибыль, завысил в документах стоимость пшеницы, которую закупали для городских нужд. Это стало известно Сукачёву, и он потребовал возместить средства в городской бюджет. А в одном из писем сетовал, что очень много воруют в городе, и искал механизм борьбы с этим.

– Есть информация, по какой причине Сукачёв согласился стать городским головой?

– Нет, пока таких данных я не обнаружила. Но, надеюсь, на этот и на многие другие вопросы мы сможем получить ответы в письмах. Я лично очень рассчитываю найти там объяснение, почему на крыше усадьбы установлен якорь. У меня есть своя версия, что это связано с христианским символом надежды. К слову, именно на вещах Надежды Владимировны есть символическое изображение якоря. И всё же мне бы хотелось получить документальное подтверждение гипотезы с якорем, чтобы кто-то из семьи Сукачёвых упомянул об этом факте в своих письмах.

Беседовала Алёна Сабирова, "Право выбора"

Фото из архива университета Тарту

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!