Дело Бориса Коверды
07 апреля 2021
«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.
Убийство Войкова и дело Бориса Коверды / Перевел с польского и дополнил W. – «Книгоиздательство «Возрождение», 1927 – 120 с.
Утром 7 июня 1927 года на перроне Варшавского вокзала 19-летний уроженец Вильно Борис Коверда несколько раз выстрелил в полномочного представителя СССР в Польше Петра Войкова. Коверда был очень плохим стрелком: эксперты позднее обнаружили на теле Войкова всего две раны, лишь одна из них оказалась смертельной. Через несколько часов дипломат умер в больнице, успев передать дела своим сотрудникам. Через четыре дня прокурор завершил следствие и передал в суд обвинительное заключение, а уже 15 июня состоялся суд над террористом. Стенограммы процесса и стали основным материалом книги. Анонимный переводчик справился со своей работой почти также быстро и уже 15 июля 1927 года передал готовый текст в издательство.
Как и многие другие тексты такого рода, книга читается на одном дыхании: уже известны и жертва, и убийца, остается только раскрыть мотивы преступника и определить меру наказания. Но не тут-то было. С самого начала у современного читателя, видевшего сотни криминальных фильмов и читавшего сотни детективных книг, возникает подозрение: что-то тут нечисто.
Хотя Коверда сдался полиции на месте преступления и ни разу не заявил просьб о помиловании или хотя бы снисхождении, у бдительного прокурора и судьи было множество поводов усомниться в его виновности. Суд опросил всего нескольких свидетелей. Все они подтвердили, что Коверда стрелял, но суду так и не были предъявлены доказательства того факта, что Коверда попал. Сам обвиняемый описывает последовательность событий так: «Я выстрелил в Войкова несколько раз. Войков отвернулся и начал убегать в сторону вокзала; однако, сделав несколько шагов, он остановился и выстрелил несколько раз в мою сторону. Войков стрелял тогда, когда я уже расстрелял все мои пули и перестал стрелять».
Дважды раненый, причем одна рана смертельная, Войков бежит, оборачивается и даже стреляет в нападавшего. Крайне странная картина, не так ли? Еще более странной она становится в изложении эксперта – профессора Грживо-Домбровского: одна пуля попала Войкову в правый бок, не задела кровеносные сосуды и не создала угрозу жизни, а вот вторая – в левое легкое, куда излилась кровь (что и стало в итоге причиной смерти). Вторая пуля, обращает внимание эксперт, вошла в спину, в направлении сверху вниз, как будто стрелявший был выше Войкова. Заметим, существенно выше, настолько, что уклон траектории стал настолько заметным, что его не смог игнорировать эксперт. Может быть, стрелявший был обычного роста – но стоял не на одном с жертвой перроне, а в стороне и выше? Можно, конечно, предположить, что Коверда стрелял в уже падающее тело, но мы уже знаем, что это не так – Войков был на ногах, убегал, отстреливался и упал только в то время, когда у Коверды уже не оставалось патронов.
Приходится предположить, что Коверда только спугнул советского дипломата, а настоящим убийцей был кто-то другой – стоявший с другой стороны перрона, и действительно выше Войкова, например, на подножке поезда. Это объяснение гораздо лучше истории про то, что не проходивший никакой специальной стрелковой подготовки террорист-одиночка двумя выстрелами из старого, ржавого и нечищеного (об это говорится в тексте книги) пистолета убил бывшего члена боевой дружины РСДРП в Ялте. Более того: экспертиза в Варшавском суде работала так топорно, что даже не определила точно – была ли смертельная пуля выпущена из «Маузера» Коверды или из другого оружия? Эксперт говорит обтекаемо: «Маузер» мог быть тем самым оружием. Но мог ведь и не быть? А в европейском суде, который был образцом для молодой польской юстиции, сомнения трактуются в пользу обвиняемого. Тут, как мы видим, поводов для сомнений более чем достаточно, но ни судья, ни прокурор, ни адвокаты не обращают на них внимания – быстрее бы вынести приговор.
Как ни странно, в этом же были заинтересованы и власти СССР. Сам Коверда в своих воспоминаниях приводит два события, которые интересовали советское правительство гораздо больше, чем убийство полпреда: очередной обострение ситуации на КВЖД и разгром 6 апреля 1927 года посольства СССР в Пекине, а также обыск в помещениях советского торгового представительства и компании АРКОС в Лондоне 12 мая 1927 года. Параллельно с этим шла острая борьба внутри партии, завершившаяся 7 ноября последними оппозиционными демонстрациями и исключением 16 ноября Троцкого и Зиновьева из партии. В такой обстановке еще один громкий конфликт в Европе, тем более затяжной судебный процесс с заслушиванием антисоветски настроенного обвиняемого, был совершенно излишним.
Польские власти, должно быть, чувствовали себя крайне неловко: убийство иностранного дипломата в столице государства ставит вопрос о состоятельности государственной системы в целом. Независимой Польше в 1927 году не исполнилось еще и 10 лет. К тому же ее первый «начальник» Юзеф Пилсудский сам в недавнем прошлом был причастен к заговору, целью которого было убийство императора Александра III, и кстати сказать, в 1887-1892 годах отбывал ссылку в Киренске и Тунке Иркутской губернии. В ограблении поезда на станции Безданы в сентябре 1908 года вместе с будущим маршалом Пилсудским принимали участие три будущих премьер-министра независимой Польши! Так что в глазах остальной Европы – при более продолжительном и пристальном рассмотрении – Коверда ничем не отличался бы от преследующих его в суде польских чиновников.
Пытаясь понизить значение преступления, прокурор и адвокаты (количество которых в ходе процесса увеличилось с двух до четырех) упирали на то, что по польскому Уголовному кодексу самый высокопоставленный иностранец, пострадавший на территории Польши, не то что не имеет преимуществ или особой защиты закона – он официально защищен меньше, чем гражданин Польши.
«Оскорбление нашего войта, не особенно высокого сановника в нашей чиновничьей иерархии, карается по закону значительно более тяжко, чем оскорбление представителя верховной власти иностранного государства», - отметил в своей речи адвокат Мечислав Эттингер. Адвокат, между прочим, напомнил суду, что польский уголовный кодекс списан с аналогичного документа Российской империи, введенного в 1903 году. Закон этот был так хорош, что с некоторыми дополнениями политического толка действовал в то время и в СССР.
Если бы Коверду не судили за убийство, приводит пример адвокат Эттингер, его можно было бы осудить за пропаганду на территории Польши свержения в СССР коммунистического строя. Казалось бы, всего семь лет назад Польша и советская Россия сошлись в жесточайшей схватке, и лишь чудо спасло независимую Польшу. Но с формально-правовой точки зрения нельзя отрицать, что коммунистическая Россия является государством. А польский закон карает за призыв к свержению государственного строя – любого, без детализации. Так что рано или поздно, но Коверда должен был сесть.
Впрочем, этот процесс был бы еще более странным, чем суд по делу об убийстве Войкова. Суд так и не смог установить, каких же политических убеждений придерживается обвиняемый. Родился он в Вильно, во время Первой мировой войны был эвакуирован из прифронтовой зоны и жил с семьей в России во время революции и Гражданской войны. Учился в гимназии – сначала царской, потом (после возвращения в Вильно) в национальной белорусской, а потом и в русской. Работал экспедитором, переводчиком и составителем некоторых новостных разделов в самых разных газетах – от белорусских про-коммунистических до русских правых. Говорил и писал как минимум на трех языках – русском, белорусском (так, что даже переводил практически весь очередной номер с русского языка) и польском (в суде выступал только на нем). Имел польское гражданство. Отец считал себя русским, мать называла себя белоруской и считала родиной только Вильно, где варились в одном котле, наверное, десятки народов. Коверда дружил с членами организации Савинкова, а его отец был эсером, служившим в Красной армии на командных должностях. Трудно даже представить хаос, в котором формировался этот молодой человек.
Коверда утверждал, что не является монархистом, считает себя демократом, и во всяком случае против коммунистов и советской власти, однако отчаянно путался в фактах. В той самой мемуарной статье, которая была написана спустя несколько десятилетий, Коверда объяснял выбор мишени для покушения так: Войков, дескать, «…известный большевик, проехавший в своё через Германию в запломбированном вагоне, вместе с Лениным, и роль которого в убийстве Царской Семьи последующем уничтожении тел убитых была известна из книги Соколова и других источников». В суде он добавлял к этому набору обвинение в том, что Войков работает на Коминтерн.
Ни один из этих «фактов» не соответствует действительности. О том, что Войков не сотрудничает с Коминтерном, знал даже польский суд. Войков действительно вернулся из эмиграции весной 1917 года, из Швейцарии через Германию – но позже, чем Ленин, поскольку не был большевиком (он примкнул к этой фракции РСДРП только в августе 1917 года). Весной он не представлял для руководства партии никакой особой ценности, поэтому шансов на выезд в первом же «опломбированном вагоне» не имел. Следователь Соколов, упоминавший имя Войкова в своем труде о расстреле царской семьи, опирался на показания всего одного эмигранта – в то время как ни один из непосредственных участников событий никогда о нем не писал. Невиновность Войкова в этом вопросе подтвердили следователи Генеральной прокуратуры РФ: да, Войков голосовал в президиуме Уралсовета за расстрел; да, именно Войков выписал серную кислоту для уничтожения тел. Но при этом «…с юридической точки зрения Войков в убийстве царя участия не принимал», - подвел итог следователь Владимир Соловьев.
А вот Коверда сам признался, что не был убийцей-одиночкой. План нападения обсуждался с Арсением Павлюкевичем, владельцем и издателем еженедельной антикоммунистической газеты «Белорусское Слово», и есаулом Михаилом Яковлевым, бывшим командиром так называемого «Волчанского отряда», который издавал в Вильно русскую еженедельную газету «Новая Россия». Деньги на проживание в Варшаве Коверде передал Павлюкевич, оружие и патроны нашел Яковлев, на цель должен был вывести бывший сослуживец Яковлева. Чем не заговор с целью убийства? Полноценный, с разделением обязанностей и специализацией участников на конкретных задачах. Настоящему следствию не составило бы труда обнаружить его, достаточно было задать себе вопрос: откуда у Коверды, который жил вместе с семьей впроголодь, появились сразу четыре адвоката? На чьи деньги? Просто следствия не было.
Прокурор, правда, заявил в суде, что ни один нормальный террорист не пойдет лично в полпредство, как это сделал Коверда, не будет искать жертву несколько дней подряд на перроне вокзала, опираясь на небольшую газетную заметку о возможном отъезде полпреда в Москву. Но никто не мешает исходить из того, что Коверда не был ни вполне нормальным (по крайней мере, в день убийства), ни настоящим террористом. Все свидетели защиты (отец, мать, коллеги по работе в газете и соученики по гимназии) признавали, что Коверда сильно изменился после тяжелой болезни. Пожертвовать таким человеком, подставив его полиции вместо настоящего убийцы – что может быть лучше для настоящего подполья?
Все сбылось даже лучше, чем планировали организаторы. Хотя Коверду и судили чрезвычайным судом, польские власти сделали все возможное, чтобы не превратить убийцу в мученика и не испортить отношения с восточным соседом. «Хаос мысли, насыщенный тяжким запахом крови. …Мы должны безусловно признать, что не русская действительность, а ее отражение в зеркале журналистики было тем фактором, который вызвал смерть посланника Войкова», - вот к какому выводу подвел суд прокурор Казимир Рудницкий. Суд внял прокурору: Коверду приговорили не к смертной казни и даже не к пожизненной каторге, а всего к 15 годам каторжных работ. Отбыл же он лишь 10 и вышел на свободу в 1937 году.
Судьбы участников этой драмы нельзя не признать поразительными даже для ХХ века, в котором было много удивительных судеб. Бывший есаул Яковлев принимал участие в обороне Варшавы от немцев в 1939 году, был арестован летом 1940 года и погиб в Освенциме в апреле 1941 года. Арсений Павлюкевич участвовал в движении Сопротивления в Варшаве, был арестован немцами и расстрелян. Коверда же преспокойно жил в оккупированной Польше, выезжал на территорию СССР – во время войны его встречали в Псковской области. Видимо, преступления нацистов не вызывали у него такого отторжения, как вымышленные преступления Войкова, так что стрелять в начальников гестапо он не пытался. После войны Коверда ушел от наступающих советских войск в Лихтенштейн вместе с частями генерала вермахта Бориса Смысловского и умер в 1987 году в США.
Войков же благодаря своему убийце обрел и вовсе удивительное посмертное существование. Как известно, его именем были названы заводы, шахты, более 130 улиц и станция метро в Москве. И все было бы как у других большевиков, чьи имена стирают с карт, но Войков дважды выиграл прямое и честное голосование за сохранение его имени. В ноябре 2015 года 53% участников голосования выступили за сохранение имени Войкова в названии станции метро, а в августе 2016 года его поддержало большинство на открытом голосовании о названии улицы в городе Дедовске. Менее всего можно было ожидать, что имя обычного участника революции 1905 года и столь же рядового партийного функционера в 1917-1927 годах будет вызывать хоть какой-то интерес потомков спустя сто лет. Но вот история, с которой не поспоришь: чего бы не рассказывали о Войкове, какие бы обвинения не выдвигали – совершенно разные люди в разных городах страны почему-то отстаивают его имя. И это тайна, которая поинтереснее дела Коверды.
Владимир Скращук, специально для «Глагола»
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
