Владимир Демчиков: «Бердмэн»: снять птичье трико и умереть
09 января 2016
Фильм «Бердмэн» – предпоследний фильм испанского режиссера А.Иньярриту, только что выпустившего эпическую недодраму «Выживший» с Леонардо Ди Каприо.
Несмотря на отдельные жесткие оценки (фильм обвиняли в банальности, пафосности, сентиментальности и т.д.), «Бердмэн» стал одним из самых успешных и тепло принятых зрителям, критиками и профессионалами фильмов 2014 года. Он хорошо прошел в прокате (103 млн. долл. при скромном бюджете в 18 млн.), получил громадное количество призов на крупнейших фестивалях, заполучил вполне устойчивую армию поклонников и, похоже, имеет все шансы стать среди этих поклонников культовым фильмом. У Иньярриту получилось снять хоть и не блещущую новизной материала, но неожиданно сложившуюся и идеально сбалансированную ироническую «черную комедию» (заканчивающуюся смертью главного героя), которую хочется пересматривать, диалоги из которой превращаются в цитаты прямо по ходу просмотра, а актерская работа воспринимается как эталонная (и Майкл Китон, и Эдвард Нортон, и Наоми Уотс, и Зак Галифианакис, и другие сыграли просто виртуозно). Иньярриту отлично работает с актерами тогда, когда он знает ту среду и тот тип человеческих отношений, которые ему надо воссоздать в картине.
В фильме речь идет о нескольких днях из жизни некогда знаменитого киноактера Риггана Томсона, двадцать лет назад прославившегося исполнением главной роли в блокбастере «Бердмэн» по знаменитому комиксу. В роли Риггана Томсона снялся Майкл Китон, также некогда сыгравший Бэтмена в нескольких блокбастерах, то есть Иньярриту использует не новый, но выигрышный ход, когда биографии героя фильма и актера-исполнителя похожи одна на другую.
Фильм начинается с мелькающего на долю секунды кадра с мертвыми кальмарами на отмели и с кадров падения метеорита. Затем мы оказываемся внутри театра, где идет подготовка к первому прогону спектакля. В нем Ригган Томсон не только играет две роли, но и сам ставит как режиссер по своей же собственной адаптации рассказа американского писателя Реймонда Карвера. Как выясняется позже, Реймонд Карвер когда-то оказался в зале на школьном спектакле – и написал маленькому Риггану, игравшему в нем, записку, в которой похвалил мальчика «за искреннюю игру». Для Риггана та встреча была поворотной, после нее он решил стать актером. И ту записочку классика он теперь всегда носит с собой в бумажнике – вызывая изумление своего молодого партнера по спектаклю Майка Шайнера (Э.Нортон), для которого мотивация для игры актера может быть в чем угодно, но не в хранимой с детства записочке «алкоголика Карвера». И которому странно, что для своего камбека Томсон выбрал именно текст Карвера, пытаясь опереться не на себя сегодняшнего, а на детское потрясение. То есть даже в выборе материала для театральной игры ва-банк (а Ригган Томсон ставит на этот спектакль буквально все, что имеет: ради постановки заложен дом и потрачены все средства) он выбирает не слишком выигрышного автора, пытаясь заклясть свою вполне взрослую судьбу какими-то детскими бумажками.
Майкл Китон играет своего героя потрясающе: он в том числе очень хорошо играет (в сценах спектакля) довольно плохую игру своего героя. Герою нелегко: его слава уже в прошлом, хипповатая дочь пристроена им в этот проект и в грош не ставит ни папу, ни этот спектакль, в этот же проект пристроена актриса, с которой у него роман, еще одна актриса (Наоми Уотс) хороша, но все время на грани нервного срыва. Спектакль идет туго, завтра первый прогон перед зрителями – а второй актер еле тянет и еще спрашивает при этом: «Что, я переборщил?». И тут на этого второго актера, к счастью, падает осветительный прибор – и после этого в спектакле в качестве замены появляется тот, кто спасет спектакль и окончательно добьет Риггана Томсона: тот самый Майк Шайнер. Модный и действительно хороший театральный актер, он нечаянно помогает Риггану окончательно понять, что и его пьеса, и его «детская реликвия» в бумажнике, и его спектакль, и сам он – это всё просто мимо тазика. И даже тот самый «последний аргумент» Риггана Томсона – то, что он поставил все на этот спектакль: дом, деньги, карьеру – еще не делает этот спектакль искусством.
Томсон находится в плену собственных химер: с ним разговаривает его внутренний голос, его «бердмэн», уговаривающий его все это бросить. Ему все время кажется, что он – ведь он же «бердмэн» - способен двигать предметы и парить над городом (хотя после «полета» за ним бежит таксист, с которым он не расплатился). Собственно, вся история Риггана Томсона – это история прекращения разговора с этим «внутренним бердмэном», которому за секунду перед тем, как выброситься из окна, Ригган бросает «fuck you!»
В начале спектакля, когда второй актер, на которого упал фонарь, истекает кровью, Ригган говорит своему продюсеру: «Кровь из уха – это лучшее, что он показал!» И в этой же сцене, за минуту до падения фонаря, звучит реплика из текста пьесы: «Он пальнул себе в рот, но даже в этом облажался!» И в конце фильма, во время многострадальной премьеры, Ригган стреляет себе в голову не из бутафорской игрушки, а из настоящего травмата. Но даже в этом он облажался – попал себе в нос и остался жив. И восторженная рецензия в The New-York Times от потрясенной критикессы, еще вчера готовой уничтожить дело всей его жизни – ему уже не нужна. Он просто шагает в окно и завершает то, что не получилось на сцене. Не случайно сразу после кадров с овацией в конце спектакля – мы опять видим промелькнувших в начале фильма дохлых кальмаров на взморье (теперь уже долгим кадром) и падающий метеорит.
Конечно, Иньярриту в финале оставляет сентиментальным душам лазейку: дочь Томсона, выглянув в окно из опустевшей палаты, не видит внизу разбившегося отца, но видит «что-то» в небе – и улыбается. Но ведь это же театр – и она наконец-то расслабилась, о чем ее и просил Майк Шайнер. С которым у них, кажется, происходит что-то романтическое.
Именно это «что-то романтическое», случайно замеченное Ригганом во время одного из прогонов, гонит его в паузе между выходами на улицу покурить – и в результате захлопывается дверь. И он вынужден, чтобы успеть на сцену в идущий спектакль, бежать в трусах и носках в обход через Таймс Сквер на глазах у тысяч людей, чтобы войти через парадный вход. И именно это попадет в новости (не спектакль, не «детская бумажка» от Реймонда Карвера и прочий хлам, на который он пытается взгромоздиться, чтобы что-то наконец сделать, что-то серьезное). Он остался «Бердмэном», даже снявши птичье трико. Новостью номер один становится не его спектакль, а то что он, стареющий актер, бежит в толпе узнающих его зрителей в одних трусах. Причем они этого даже не замечают, а просто просят автограф.
Даже пьяница у пивного ларька, читающий монолог Макбета ночью перед спектаклем, спрашивает его: «Что, я переборщил?» - даже тут Ригган Томсон снова оказывается в своем навязчивом спектакле. Фильм замечателен именно этим: у Иньярриту получился не просто фильм о спектакле, а огромный спектакль размером с Нью-Йорк и даже больше, снятый одним длинным планом (склейки искусно спрятаны), в котором все – герои и зрители одновременно. Шекспир ошибался, говоря, что «мир театр, а люди в нем актеры». Люди в нем – и актеры, и зрители. И когда герой вдруг становится таким зрителем и видит себя со стороны: играющим в нелепой пьесе собственного сочинения, бегущим на экранах всей Америки по Таймс Сквер в носках – ему все становится окончательно понятным. Это фильм об искусстве, о том, откуда оно возникает, куда он исчезает и где оно вообще живет. И о том, что нет ясного ответа на все эти прямые вопросы: откуда оно берется, и так далее. Кстати, последние слова героя - «fuck you!» - это в каком-то смысле как раз и есть прямой ответ на эти прямые вопросы.
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
