Трубникова: обратная сторона медали за труд

14 сентября 2021

«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.

Трубникова

Трубникова А. «Короли» снимают табель. – М.: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия», 1965. 162 с.

Родоначальником жанра журналистского расследования с полным погружением автора в жизнь героев считается немецкий писатель Гюнтер Вальраф, проживший 1963-1965 годы под видом гастарбайтера из Турции. Есть некоторые основания полагать, что параллельно на ту же идею вышла советская журналистка Алла Трубникова, выпустившая в один 1965 год две книги – «Командировка в 13 век» и «Короли» снимают табель». Случилось это как минимум на год раньше, чем репортажи Вальрафа были напечатаны в газетах, и на 20 лет раньше, чем книга «На самом дне» вышла отдельным изданием в ФРГ.

К сожалению, об авторе столь важного профессионального открытия нет никакой информации ни в аннотации к книге, ни во всезнающей Википедии. Зато о причинах появления «расследования» известно гораздо больше. 4 мая 1961 года Президиум Верховного совета РСФСР издал указ «Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни». Документ продолжал линию, начатую в  статье 12 «сталинской» Конституции СССР 1936 года: «Труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина по принципу: кто не работает, тот не ест». В развитие этого тезиса было издано постановлении Совнаркома СССР, ЦК ВКП(б) и ВЦСПС «О мероприятиях по упорядочению трудовой дисциплины» от 28 декабря 1938 года, включавшее многочисленные дисциплинарные меры. В сталинские времена, по воспоминаниям очевидцев, осужденные за опоздание на работу составляли в лагерях отдельную и весьма многочисленную категорию. При Хрущеве и следующих руководителях государства указ о тунеядстве стоил нескольких лет свободы таким разным людям, как поэт Иосиф Бродский и актер Николай Годовиков (Петруха из «Белого солнца пустыни»).

Алла Трубникова под псевдонимом Алла Галкина отправилась в поселение «указников» в самые первые годы действия новой системы. Поселение находилось в поселке Новый Париж, что вроде бы отсылает нас в Челябинскую область, где до сих пор есть населенные пункты Париж, Берлин, Лейпциг и так далее. Другая оговорка, о переименовании Парижа в Веселый Кут, вроде бы переносит место действия в Республику Коми, где «перековкой» людей занимались многочисленные ИТЛ. Но на самом деле все происходит в Одесской области, где тоже есть населенный пункт с таким названием. Этот вариант очевиден, потому что многие действующие лица носят украинские и молдавские фамилии, инструменты сельскохозяйственного труда называют по-украински, а некоторые из персонажей ранее жили в Одессе. Вообще же тот советский чиновник, который выбрал местом поселения именно наш советский Париж (с совхозными полями и скотным двором) поступил с изощренной жестокостью: вы хотели красивой жизни, ресторанов и автомобилей? Ну и получите. А вот директор совхоза, получивший таких работников, крайне ими недоволен и дает это понять при каждом удобном и неудобном случае.

Первой из 23 соседок-«указниц» Галкина-Трубникова встречает перевоспитавшуюся – и та показывает ей табель, в котором вписаны потрясающие современного читателя слова: «Январь – 31 рабочий день, февраль – 22…». Получается, что в начале 1960-х отправленные на принудительные сельхозработы граждане даже зимой (когда в сельской местности, казалось бы, спад активности) вкалывали вообще без выходных. Причина такого усердия понятна: по указу осужденным в первый раз давали в среднем по три года, но при выполнении нормы срок могли сократить ровно вдвое.

Дальше было хуже. На совхозном поле Галкина встречается с принципиальной бездельницей  Воробьевой, для описания которой автор расходует, кажется, весь запас пословиц и поговорок о трудящихся и тунеядцах. В общежитии указниц происходит встреча пострашнее: в Новом Париже проживает некая Цымбалова, о которой Галкина-Трубникова слышала уже много раз – она родила четверых сыновей и каждый раз пыталась сделать все возможное, чтобы дети не выжили (бдительные работники роддомов каждый раз ее останавливали). Уже эти две главы сильно меняют благостное представление о советском обществе, сформированное официальными изданиями.

Выясняется, например, что «тунеядцами» становились не только жители столиц и вообще крупных городов – простая сельская девушка, окончившая десять классов первой в семье, тоже отказывалась работать в колхозе, потому что мечтала учиться и стать специалистом. Ни в семье, ни в родном колхозе ее стремление поддержки не нашло, и вместо города, о котором мечтала, она оказалась на поселении. «Молодым везде у нас дорога», - пели в известной песне, а в жизни все было куда печальнее. Последняя история больше всего покоробила видавшую виды журналистку, и она даже цитирует Макаренко: «Как можно больше требований к человеку и как можно больше уважения к человеку…».  С первым у советской власти проблем не было никогда, а второму она так и не научилась.         

Чем дальше по тексту, тем мрачнее повествование. В поселении, где часть обитателей ударно трудится (в среднем план выполняют на 120 %), случается и воровство, и прогулы, и пьянство – без этого многим просто скучно. Среди указниц попадаются и уже отсидевшие срок в настоящих лагерях, и профессиональная самогонщица (вставшая, впрочем, на путь исправления), и бывшая «божья коровка» - обитательница подпольного борделя, организованного сыновьями советских и партийных руководителей. Мальчиков-садистов, между прочим, оправдали, а вот их жертв отправили на поселение – папы прикрыли деток, «сбитых с пути истинного». Даже странно, как этот фрагмент проскочил советскую цензуру.

Нагнав жути, Галкина вовремя выводит повествование на позитивные рельсы: вот вам сцена обмена книг в библиотеке, вот – досрочное освобождение одной из женщин, вот спектакль в клубе, где ставят пьесу советского сценариста Николая Погодина. Ставят, что примечательно, пьесу «Аристократы» - о «перековке» лагерников на строительстве Беломорканала.  Возвращение забытой ныне пьесы в репертуар театров считается одним из симптомов оттепели: Погодин все-таки ведет речь о перевоспитании, в то время как с 1936 года советская власть ставила задачу «беспощадного искоренения» пороков. Иногда, как теперь понятно, вместе с носителями.

Командировка Галкиной в женское поселение закончилась – не по ее вине – досрочно, поэтому в книге нет хэппи-энда о перевоспитании большинства героев повествования, только косвенные намеки. Вторая часть книги состоит из серии зарисовок «из зала суда» и из мужского поселения, в которых читателя встречает целая серия антигероев советского времени. Хотя среди поселенцев встречаются «и Ноздревы, и Обломовы, и Остапы Бендеры», корреспондент отмечает важный факт: местный поселковый магазин не выполняет план - очень низкий спрос на спиртное. Далеко не все бывшие тунеядцы работают, но пить бросают практически все, потому что на руки им выдают лишь по 10 рублей в месяц на еду, а остальное отправляют родственникам.

Украшением текста стал дневник некого тунеядца-рецидивиста, бежавшего с поселения. Поверить в подлинность трудно, слишком уж все высокохудожественно, но нельзя не отдать должное предусмотрительности автора: отказавшись от производительного труда на благо общества, «автор» занимается фарцовкой. Кажется, это был задел на следующую книгу.

В тексте Галкиной-Трубниковой разбросаны многочисленные намеки на уникальные фрагменты советской истории, оставшиеся малоизученными, а теперь уже и полностью забытыми. Директор совхоза, к которому приписано мужское поселение, носит говорящую фамилию Большак. Зовут его при этом Лев Давыдович, и как тут не вспомнить Троцкого – десятью годами ранее Трубниковой наверняка посоветовали бы изменить имя и отчество. В сельской местности Большак оказался в числе «двадцати пяти тысяч» кадровых рабочих-коммунистов, отправленных для организации колхозов в 1929 году. Электроэнергию совхоз получает от собственной ГЭС – сотни таких малых станций были построены по всей стране, и разрушились спустя короткое время из-за неправильного проектирования или плохого обслуживания. Один из «тунеядцев» - бывший пономарь, от которого, впрочем, отвернулись и священник, и прихожане: пил и воровал. Для нас это намек на хрущевскую антирелигиозную кампанию, во время которой за пять лет закрыли 47 монастырей и скитов, количество монахов сократилось в два раза, а священнослужителей принуждали к мирской жизни сотнями.

Книга, как и положено, завершается словами мудрого старика – прием, который высмеивали еще Ильф и Петров. Спустя год после описанных событий на вопрос корреспондента «Как там ваши тунеядцы?» сельский мудрец отвечает с обидой: «У нас тунеядцев нет, у нас все работают». Если бы – на самом деле указ о тунеядцах отменили только в апреле 1991 года, когда советской власти было уже совсем поздно искать общий язык с гражданами.

                                                          Владимир Скращук, для «Глагола»

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!
Ссылка на telegram Ссылка на vk
Читайте также