Лев Сидоровский: Чародей танца Махмуд Эсамбаев

15 июля 2021

Об его танцах по миру ходили легенды. Вокруг его имени рождались самые восторженные эпитеты. Сегодня ему исполнилось бы девяносто семь.

Так, одна мексиканская газета восклицала: «Эсамбаев – это тысяча вторая ночь Шехеразады, новая сказка, рассказанная нам чародеем». Мне посчастливилось видеть «чародея» не только на сцене, но и под крышей того дома, в котором он – нежно любимый Ниной Аркадьевной, уже не очень молодой и всё же с фигурой юноши-горца, в неизменной папахе, с пронзительными глазами и чуть грустной улыбкой – обитал.

Переполненный впечатлением от вчерашнего концерта, я первым делом свои чувства попытался как-то вслух сформулировать, но Махмуд Алисултанович мои дифирамбы оборвал:

– Спасибо за добрые слова. Они мне дороги. Понимаете, можно прекрасно освоить самые разные па, достичь виртуозной техники, но этого еще мало. Чтобы танец выражал самую жизнь, надо вложить в него мысль, сердце, всего себя. Сколько бы мой танец ни продолжался – три минуты, пять или восемь, – он всегда имеет свое рождение, развитие, кульминацию, свою драматургию. Да, то, что драматический артист выражает словом, я стараюсь передать зрителю языком пластики. Моя задача – не столько исполнить танец, сколько перевоплотиться в человека, который его исполняет. Чтобы был театр переживания, а не представления. Танцуя, должен точно знать, кто я сейчас.

Это признание было чрезвычайно важным, поэтому, на мой взгляд, программу Эсамбаева «Танцы народов мира», пожалуй, правильнее было бы именовать «Народы мира в танцах»: ведь всякий раз он прежде всего стремился вдохнуть в танец именно душу народа, сей танец породившего. Не случайно же, допустим, в Испании Махмуда называли испанским танцором, в Индии – индийским.

– Ремесленника народ сразу уличит в обмане: «Нет, это не наш танец». Если кто-то плохо танцует мою родную лезгинку, я сразу перестаю быть добрым. Как курица разгребает зерна, прежде чем клюнуть, так и я из тысячи танцев отбираю те, которые соответствуют моей индивидуальности артиста и человека. Берусь за танец, если только уверен, что моя палитра может его украсить. Решиться трудно, ведь в каждом танце – своя философия, своя красота, созданная природой.

Танцем он занимался почти круглые сутки и очень жалел, что несколько часов неумолимо крадет сон. День начинал с физзарядки, но особой: классические упражнения, упражнения на выносливость. Попробуйте-ка, раздвинув колени, медленно присесть и встать. Трудно? Очень. Причем обычно артисты балета выполняют это так называемое «плие» за несколько секунд, а Эсамбаев растягивал его более чем на две минуты! Подобные репетиции были ежедневно – до восьми часов:

– Да, моя жизнь не легче, чем у шахтера: рубаю свой «уголек» по две смены.

Зато вечером, на концерте, этот соленый пот рождал волшебные мгновения, происходило сотворение чуда, когда нам являлись таджикский «Танец с ножами», узбекский «Чабан», башкирский «Воин», монгольский «Охотник и орел», еврейский «Портняжка», колумбийский «Бамбук», бразильская «Макумба».

Свое предназначения он начал понимать года в четыре: ребенка таскали из села в село на разные вечеринки, чтобы там танцевал. Чеченцы вообще народ танцующий: тысяча джигитов исполняют лезгинку, вроде бы одно и то же, и все-таки у каждого своя манера. Пока Махмуд был подростком, отец к его страсти относился спокойно. Но потом крестьянин из аула Старые Атаги Али-Султан Эсамбаев решительно воспротивился: «Среди нас никогда не было клоунов. Чеченец танцует на свадьбе, танцует, когда ему весело, но не на потеху зевакам!»

– Доставалось мне от него крепко, рука у отца была тяжелой. Когда несколько лет назад вышел фильм «Я буду танцевать», некоторые зрители засомневались: правда ли, что меня столько били? Так вот, если снимать до конца правдивую картину о моем пути в искусство, надо делать четыре серии: три серии побоев и лишь одну, где я танцую. Слава аллаху, отец все же понял, что ошибался, и конфликт был исчерпан.

В пятнадцать лет он - солист Чечено-Ингушского ансамбля песни и танца. С началом войны – во фронтовой бригаде, где его концертными площадками стали госпитальная палата, барак на строительстве оборонительных сооружений, передовая. В сорок четвертом, когда случилась подлая депортация чеченского народа из родных мест, Махмуда приняла Киргизия. И скоро заблистал там, на академической сцене Театра оперы и балета, в «Бахчисарайском фонтане», «Спящей красавице», «Раймонде». А в «Лебедином озере» всех покорил не только злым гением Ротбартом, но и испанским танцем, венгерским, мазуркой. В актерском «капустнике» очень смешно заменил собою сразу всю четверку «маленьких лебедей».

Маленькое отступление. Этого же Злого гения он исполнит потом в ленфильмовской киноленте «Лебединое озеро». Готовить партию будет с Дудинской и Сергеевым, которые станут гонять его, почти уже пятидесятилетнего, до седьмого пота: «Махмудик, не поднимай плечо! Махмудик, держи корпус». Вот так, с юности, искушенный в народных и характерных танцах, Эсамбаев овладел и техникой классического балета. В общем, в своей разноплановости он был уникален.

В пятидесятые годы, когда Сталин наконец-то, как говорится, «отдал концы» и была восстановлена Чечено-Ингушская АССР, Эсамбаев вернулся в Грозный, стал солистом местной филармонии и начал создавать танцы-новеллы, посвященные культуре разных народов. Самыми первыми громкий успех обрели испанская «Ля-коррида» и индийский «Золотой бог». Так родился театр-балет одного танцовщика. Скоро он завоевал Москву, а потом – Францию, Южную Америку, иные края:

– Я объездил стран сто, наверное, и везде есть что-нибудь примечательное и любопытное. Где бы ни проходили гастроли, всюду, подобно коллекционеру, собираю танцы тех народов, среди которых нахожусь, мгновенно разучиваю и там же исполняю. Мне очень важно ощутить: приняли или нет?

Например, в Индии существует три классических школы национального танца: чтобы постичь хотя бы одну, девочки и мальчики учатся с трех до восемнадцати лет, представляете? Сверхсложные движения, тончайшие нюансы. Малейший жест означает целое предложение. Танцующие юноша и девушка посредством движений и жестов между собой разговаривают. Предо мной стояла очень трудная задача, но я справился: все три школы изучил за год.

Люди коллекционируют разное: марки, значки, этикетки. А он собирал танцы народов мира. Любил наблюдать на улице за людьми, их манерами, привычками. Подслушивал слова, которыми «говорят» руки, ноги, спины. Потом все это оживало в танце: – Мой балетмейстер, прежде всего, народ, а уж потом конкретный человек, танец ставящий.

Галина Уланова сказала о нем: «Такие люди, как Махмуд Эсамбаев, встречаются один раз, даже не знаю во сколько лет. Он так пластичен, так музыкален и так выразителен, что всё, что исполняет, никто другой бы не смог».

А вот мнение Юрия Григоровича: «Каждая миниатюра Махмуда Эсамбаева – это маленький законченный балет».

Зрители заваливали его письмами, в которых наряду с восхищением чаще всего содержался вопрос: как сохранить фигуру?

– Рецепт мой суров: сытый человек не должен танцевать, он должен спать. Знаете присказку: «На пиру был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало...» Так это про меня. Из-за строжайшей диеты всегда хочу есть. И сейчас тоже. Французы говорят: «Хочешь быть красивым – терпи». Фигура нужна мне для работы. У меня, как говорил Михаил Светлов, «не телосложение, а сплошное теловычитание». Чтобы при росте в 180 сантиметров постоянно иметь талию – 47, приходится идти на многие жертвы.

Журнал «Пари-матч» однажды писал: «Спасибо этому советскому танцовщику за сохранение французской грациозности, которую, к сожалению, французы сейчас потеряли. С такой фигурой в лучших ателье мод гарантируется работа любой девушке». Надеюсь, что когда через пятнадцать лет покину сцену, в моей фигуре не будет еще солидности.

Услышав от собеседника, что в новой программе будет и цыганский танец, я сходу заявил: мол, отроком в «цыганочке» тоже здорово бил чечетку. И даже, нагло поинтересовавшись: «А вы так можете?», попытался остатки своего прежнего умения продемонстрировать. Эсамбаев захохотал:

– Нет, традиционной «цыганщины» с вот такими оглушительными хлопками и возгласами у меня не будет. Ритм танца «цыганским» останется, но решение – пластическое, соответствующее именно моей индивидуальности.

И тут же показал, как это будет выглядеть. Хоть не было ни оркестра, ни сцены, он, одному ему известным способом, на несколько секунд растворился в новорожденном танце и потом, убедившись, что единственный зритель уже в полном восторге, изящно развернул кисти рук ладонями к небу и произнёс как-то, ну что ли, по-одесски: «О чем мы говорим?..» Кстати, это выражение у Эсамбаева было любимым.

Некоторое время спустя, встретившись с замечательным композитором и легендарным остроумцем Никитой Богословским, я упомянул, что недавно брал интервью у великого танцора Махмуда Эсамбаева, тот вздохнул: «Жалко сироту Махмуда. Папаха у него есть, а мамахи нет».

Не имея даже начального музыкального образования, он сумел постичь высокую классическую музыку. Не доучившись в школе даже до шестого класса, смог стать членом международных академий. В Советском Союзе он был Героем Социалистического Труда, народным артистом не только СССР, но и всех союзных, а также автономных республик.

Потом началась трагедия Чечни, которая превратилась в его личную трагедию. Когда в своей московской квартире видел на телеэкране руины родного Грозного, не находил себе места. Не узнавал знакомых улиц, не понимал языка политиков, журналистов. Бессильный что-либо изменить, плакал. Затем пришло известие: там, в Грозном, погибло всё, что хотел оставить своему народу, – уникальные сценические костюмы, ценнейшие картины и книги с дарственными автографами мировых классиков живописи и литературы, бесценные реликвии, собранные им со всего света. И, потрясённый, умер. Это случилось в 2000-м, 7 января.

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург

На снимках: Махмуд Эсамбаев и его танцы

Возрастное ограничение: 16+