Николай Воронович: в поисках утраченного прошлого

16 июня 2021

«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.

Воронович

Воронович Н. Всевидящее око. Из быта русской армии. – Нью-Йорк, без издательства, 1951 – 75 с., с рисунками автора.

Тот редкий случай, когда об авторе следовало бы снять художественный фильм, а то и сериал. Настолько сложной и извилистой была его биография, бросавшая человека из крайности в крайность. Николай Воронович родился в 1887 году, вместе с семьей переезжал из Санкт-Петербурга в Гурзуф, возвращался в столицу, подолгу жил то в доме деда в Нижнем Новгороде, то в имении в Черниговской губернии. Уже в детстве почувствовав вкус к литературному творчеству, издавал домашний журнал, а во время учебы в Киеве стал автором «Русского слова» - самой многотиражной газеты Российской империи (правда, этот статус она получила через много лет после публикации заметок Вороновича).

Перелом в биографии произошел в 1904 году, когда Воронович бросил учебу в Пажеском корпусе и бежал на фронт русско-японской войны. Он сумел отличиться в боях и получил Георгиевский крест, который стал для него и пропуском обратно в корпус (начальство не хотело возвращать его на неоконченный курс, но тут вмешался лично Николай II), и билетом в особую касту Георгиевских кавалеров. Окончив корпус одним из лучших, да к тому же будучи единственным пажом – Георгиевским кавалером, Воронович получил назначение к вдове Александра III, императрице Марии Федоровне. Не задержавшись в пажах, Воронович перешел на службу в гвардейский Конно-гренадерский полк, где снова выделялся среди офицеров-ровесников: гвардия не участвовала в русско-японской войне, так что «Георгий» Вороновича поднимал его в общей массе.

А сам офицер-кавалерист тем временем обдумывал идеи, весьма далекие от прямолинейного монархизма. По некоторым замечаниям знавших его людей, да и по тексту его собственных воспоминаний (Воронович Н. В. Русско-японская война. Воспоминания. - Нью-Йорк, 1952) можно понять, что он близко к сердцу принял события 1905 года – от момента прекращения боевых действий до возвращения демобилизованных солдат в Россию. Это было впечатление от неуправляемой массы, мгновенного распада всех структур власти на пути следования по Транссибирской магистрали и непрерывного насилия всех над всеми. В эшелоне Воронович познакомился с группой бывших каторжан, возвращавшихся домой после окончания срока – в том числе политических, отправленных на Сахалин за побеги из Якутии. Что это были за люди, какой политической принадлежности, молодого солдата не интересовало, зато он с изумлением наблюдал, что страшные каторжники, уголовники-рецидивисты, беспрекословно подчинялись старосте вагона. А старосты после нескольких минут переговоров ставили на место стачечные комитеты и заставляли железнодорожников подавать к эшелону заправленный всем необходимым паровоз.

Некоторые авторы пишут, что в 1917 году Воронович уже был членом партии социалистов-революционеров, однако это не так важно, как его поступки. В дни февральской революции Воронович находился в Луге, где возглавлял одну из сборных команд гвардейских частей перед отправлением вылечившихся на фронт. Получив известие о революции, Воронович сделал выбор без раздумий: отряд под его командованием остановил и разоружил один из полков, направленных с фронта на подавление революции. После этого и до Корниловского восстания Воронович был председателем местного солдатского совета, а осенью 1917 года отправился в Сочи, где планировал лечиться (на фронте он получил тяжелую контузию) и создавать сельскохозяйственный кооператив. Этим планам не суждено было сбыться: в 1918 году район Сочи захватила Грузинская республика, в 1919 году – Добровольческая армия Деникина. А в 1920 году отряд под командованием Вороновича уже воевал против Добровольческой армии под флагами «Кубано-черноморской республики», выступавшей и против советской власти, и против белых. Жить с такой биографией было одинаково трудно и в СССР, и в эмиграции. Воронович как-то продержался в Европе до начала 1950-х, когда он смог перебраться в США и начать сотрудничать с газетой «Новое русское слово».

Часть его рассказов, распространявшихся и в эмигрантских кругах, и изданных в СССР как пример творчества «бывших», выглядят довольно фантастическими. Как, например, история о переданных ему от Керенского нескольких миллионах рублей на спасение Николая II с семьей: ни подтвердить, ни опровергнуть ее нельзя. Книга «Всевидящее око» - совсем иного рода, и более всего из общеизвестного она напоминает книгу Сергея Алексеева «Рассказы о русском подвиге». Простое линейное повествование, короткие истории, как говорит сам автор, «моментальные снимки» увиденного им самим.

Название книге дал великий князь Николай Николаевич – главнокомандующий армии, дядя последнего императора, именно его офицеры прозвали «всевидящим оком». Довольно двусмысленное прозвище для представителя императорской фамилии, поскольку именно так масоны называют Великого Архитектора Вселенной. В Российской империи масонов подозревали во всяком, так что «группа прогрессивных генералов», которую по мнению Вороновича возглавлял великий князь, вполне могла быть еще одной группой заговорщиков, находившихся просто в шаге от императора.

Рассказ «Праздник храбрых» описывает забытую к середине ХХ века традицию совместных ужинов императора и Георгиевских кавалеров. Нижним чинам разрешалось уносить с таких мероприятий столовый прибор (тарелку, кружку и стакан), а офицерам удавалось посидеть за одним столом с императором. Когда один и старейших кавалеров, пожилой генерал, слишком налег на удельное вино (то есть выпускавшееся на заводах Абрау-Дюрсо, входивших в личный удел императора) и не опознал спросонья молодого полковника без Георгиевского креста (последний император получил орден только в 1915 году за то, что побывал в 6-7 верстах от линии фронта), за стол императора стали сажать и молодых офицеров. Одним из них оказался и Воронович, записавший этот анекдот.

Странные традиции гвардейских полков, в состав которых входили солдаты, прослужившие по 25, 30 и более лет, позволяли таким уникумам становиться богатыми людьми – домовладельцами, отцами офицеров и инженеров с высшим образованием. Но не спасали самих ветеранов от общей солдатской участи: старики, которым было уже глубоко за 60, наравне с молодыми участвовали в Первой мировой и погибли в первых же сражениях 1914 и 1915 годов. Воронович со знанием дела констатирует, что старая армия, описанная им, погибла именно в это время, и в 1917 году армия первой стала революционной силой, потому что ее составляли люди, взятые к оружию на время.

Впрочем, тревожные «звоночки» можно было услышать и ранее. В 1906 году один из батальонов Преображенского полка, в котором сам император числился командиром 1 батальона, отказался занять караулы. Воронович объясняет это ленью офицеров, которые «небрежно относились к своим обязанностям, часто пропускали занятия и имели мало общения с солдатами». Среди офицеров-гвардейцев было немало «моментов», то есть карьеристов, которые не столько служили, сколько ловили «момент» для очередного повышения или награды. Словечку этому к тому моменту было уж добрых два века, а ведь все еще держалось.

А солдаты тем временем менялись. Случайно попавший в полк белобрысый уроженец Вятки был отправлен в обоз, потому что не подходил конногвардейцам по экстерьеру (да-да, в императорской армии до последних дней в гвардию набирали не по талантам или умениям, а по внешнему виду), но на фронте трижды спас сослуживцев, доставив боеприпасы под огнем противника – и стал очередным Георгиевским кавалером. В мирное время на нем просто поставили крест, признали бесперспективным и убрали подальше от глаз начальства, но на фронте именно он оказался самым лучшим и самым полезным.

Не лучше обстояло дело с офицерами и даже генералами: Воронович констатирует, что по итогам боя за Каушен, в котором его полк противостоял противнику, превосходящему по численности в два раза, были награждены все – и непричастные к победе вовсе, и отдававшие панические приказы, но не генерал Лопухин, который остановил отступление и переломил ход боя. Все это оставило тягостное впечатление даже среди полностью преданных императору гвардейцев, так что ошибку пришлось исправлять, и генерала наградили сразу двумя Георгиями. Правда, его самого это утешить уже не могло, ведь  награждение состоялось посмертно.

Отдельный рассказ, посвященный быту гвардейского и армейского офицерства, открывает картину полного абсурда. Накануне войны, в которой воюющие стороны массово применили такие технические новинки как авиация, танки, отравляющие газы и дальнобойные артиллерийские орудия, стреляющие за 100 и более километров, российские гвардейские офицеры думали не столько о будущей войне, сколько о необходимости иметь семь комплектов формы на разные случаи жизни. Одно только обмундирование и соответствующие гвардейскому званию развлечения стоили от 150 до 200 рублей в месяц, а жалование офицера составляло едва 80 рублей. Зачем император ставил своих лучших солдат в такие условия? Какой отбор производили таким способом?

Воронович рассказывает, как накануне начала войны офицеры его полка создали «чукотский кружок», основанный на общности имущества и взаимовыручке. Члены кружка питались из солдатского котла (оплатив, разумеется, обеды и ужины, которые приносили денщики на квартиры в котелках и судках), не ездили для развлечения в столицу, а лишь имитировали такие поездки, перестали бывать в офицерском собрании полка. Это дало участникам заговора по 100 рублей экономии, на которые они покупали учебники, необходимые для подготовки к поступлению в академию. Трое успешно поступили. За все это офицеры …получили выговор от старшего офицера полка. Традиции – превыше всего. Несмотря на то, что все офицеры из этого кружка получили лучшие аттестации (поскольку все время учились и занимались с солдатами, в отличие от богатых сослуживцев), сообщество им пришлось ликвидировать после очередной выволочки от командования. Потому что – традиции…

Если бы по книгам Вороновича действительно снимали сериал, эту серию следовало бы сделать заключительной. Трое из пяти членов кружка были убиты в Первую мировую. Четвертым был сын генерала Брусилова Алексей, который был мобилизован в Красную армию, по словами Вороновича пытался перейти на сторону белых, но был тут же расстрелян. Именно расстрел сына подтолкнул генерала Брусилова в 1920 году перейти на службу в РККА и подписывать совместное заявление с Троцким и Лениным о прекращении Гражданской войны. Пятым, единственным пережившим две мировые войны и оставившим воспоминания, был Николай Воронович – доброволец русско-японской, камер-паж императрицы, гвардейский офицер, командир отряда «зеленых», председатель солдатского совета... Это вам не «Гардемарины», вымышленные от первого до последнего кадра.

                             Владимир Скращук, специально для «Глагола»

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!
Ссылка на telegram Ссылка на vk
Читайте также