Лев Сидоровский: Возмездие, или к 76-летию Нюрнбергского процесса

19 ноября 2021

Весной 1996-го оказался я в странной командировке: по заданию компании «Росуголь» и петербургского консорциума «Европа-Америка 500», которые по всей Германии – от Мюнхена до Гамбурга – переучивали наших, той трудной порой ставших враз безработными шахтеров в бизнесменов, отправился вслед за ними, дабы выяснить – успешно ли происходит переподготовка. И вот очередная встреча с земляками, а также с их немецкими наставниками в Нюрнберге.

Когда непростой разговор был исчерпан, я вышел на Рыночную площадь и увидел готико-ренессансную Ратушу, фонтан «Купидон» и – главное – потрясающей красоты церковь Божией Матери, где особенно великолепны алтарь XV века и часы с «танцующими фигурками». Правда, тут же невольно вспомнилось: на месте блистательной площади когда-то располагалось еврейское гетто, уничтоженное в 1349-м, причем тогда тут заживо сожгли более шестисот человек. И еще пришло на память, что спустя почти шесть веков именно в Нюрнберге зародился германский фашизм, суд над которым случился тоже здесь ровно полвека назад. И разыскал я в Старом городе Дворец Правосудия, где в зале № 600 состоялся тот самый Нюрнбергский процесс.

Хорошо помню, как мы, мальчишки, под занавес войны не только во время школьных перемен, но и на уроках горячо обсуждали, каким именно образом надо казнить Гитлера и его подручных. Оказывается, об этом же главы государств, составивших антигитлеровскую коалицию, задумались еще задолго до Победы. Правда, Черчилль считал, что нацистская верхушка должна быть уничтожена вообще без суда, а Сталин возражал: «Судебное решение необходимо, иначе люди скажут, что Черчилль, Рузвельт и Сталин просто отомстили своим политическим врагам». Рузвельт, в свою очередь, заявил, что процедура суда не должна быть «слишком юридической».

Соглашение о создании Международного военного трибунала и его устава были определены СССР, США, Великобританией и Францией на Лондонской конференции, проходившей в 1945-м, с 26 июня по 8 августа. Совместно разработанный документ отразил согласованную позицию всех двадцати трех стран-участниц конференции, принципы устава утвердила Генеральная Ассамблея ООН – как общепризнанные в борьбе с преступлениями против человечества. Развязывание Германией агрессивной войны, применяемый как государственная идеология геноцид, разработанная и поставленная на поток технология массового уничтожения людей на «фабриках смерти», бесчеловечное отношение к военнопленным и их убийство – всё это стало широко известно мировой общественности и требовало соответствующей юридической квалификации и осуждения.

В Международный военный трибунал вошли:

от США – бывший генеральный прокурор страны Фрэнсис Биддл;

от СССР – заместитель председателя Верховного Суда Советского Союза генерал-майор юстиции Иона Никитченко;

от Великобритании – главный судья Джеффри Лоуренс;

от Франции – профессор уголовного права Анри Доннедье де Вабр.

Каждая из четырех стран направила на процесс своих Главных обвинителей, их заместителей и помощников: от США – судья Верховного суда США Роберт Джексон (помощник Томас Додд); от СССР – прокурор УССР Роман Руденко; от Великобритании – Хартли Шоукросс; от Франции – Франсуа де Ментон (который в первые дни процесса отсутствовал, и его заменял Шарль Дюбост, а затем вместо де Ментона был назначен Шампетье де Риб).

20 ноября 1945 года, в 10:00, на скамье подсудимых (поскольку смерть Гитлера, Гиммлера и Геббельса была точно установлена, а Борман, предположительно убитый на улицах Берлина, обвинялся заочно) оказались: Герман Вильгельм Геринг – рейхсмаршал, главнокомандующий военно-воздушными силами Германии; Рудольф Гесс – заместитель Гитлера по руководству нацистской партией; Иоахим фон Риббентроп – министр иностранных дел нацистской Германии; Роберт Лей – глава Трудового фронта; Вильгельм Кейтель – начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии; Эрнст Кальтенбруннер – руководитель РСХА; Альфред Розенберг – один из главных идеологов нацизма, рейхминистр по делам Восточных территорий; Ганс Франк – глава оккупированных польских земель; Вильгельм Фрик – министр внутренних дел Рейха; Юлиус Штрейхер – гауляйтер, главный редактор антисемитской газеты «Штурмовик»; Яльмар Шахт – имперский министр экономики перед войной; Вальтер Функ – министр экономики после Шахта; Густав Крупп фон Болен унд Гальбах – глава концерна "Фридрих Крупп"; Карл Дёниц – адмирал флота Третьего Рейха; Эрих Редер – главнокомандующий ВМФ; Бальдур фон Ширах – глава Гитлерюгенда, гауляйтер Вены; Фриц Заукель – руководитель принудительными депортациями в рейх рабочей силы с оккупированных территорий; Альфред Йодль – начальник штаба оперативного руководства ОКВ; Франц фон Папен – канцлер Германии до Гитлера, затем посол в Австрии и Турции; Артур Зейсс-Инкварт – канцлер Австрии, затем имперский комиссар оккупированной Голландии; Альберт Шпеер – имперский министр вооружений; Константин фон Нейрат – в первые годы правления Гитлера министр иностранных дел, затем наместник в протекторате Богемии и Моравии; Ганс Фриче – руководитель отдела печати и радиовещания в министерстве пропаганды.

Из обвинительной речи Роберта Джексона:

– Гитлер не унёс всю ответственность с собой в могилу. Вся вина не завернута в саван Гиммлера. Эти живые избрали этих мёртвых себе в сообщники в этом грандиозном братстве заговорщиков, и за преступление, которые они совершили вместе, должен заплатить каждый из них.

Писатель Борис Полевой рассказывал мне, как он с коллегами отреагировал на слова Джексона о том, что доказательства преступлений против человечности лишат всех, здесь присутствующих, сна:

– Признаюсь, при этих словах советские журналисты переглянулись – может ли что-либо вызвать такую реакцию у тех, кто своими глазами видел Бабий Яр, Треблинку, Майданек, Освенцим? Но судья Джексон оказался прав, ибо уничтожение людей представляло собой в нацистском рейхе широко развитую, хорошо спланированную и организованную индустрию. А помощник Главного советского обвинителя Лев Николаевич Смирнов, называя количество жертв, умерщвлённых в одном из лагерей, показывал толстенную книгу в кожаном переплёте. Нет, это не был семейный альбом обитателей какого-нибудь рейнского замка и не коллекция снимков скаковых лошадей. Это был просто бесконечный список людей, сожжённых заживо, застреленных или отравленных газом. Обвинитель не без труда поднял этот фолиант: «Это всего только деловой отчет генерал-майора Штрумфа своему начальству об успешной ликвидации варшавского гетто. Тут только имена умерщвлённых».

Илья Эренбург вспоминал:

– Когда показали фильм о лагерях смерти, Шахт повернулся спиной к экрану – не хотел смотреть; другие глядели, а Франк плакал и вытирал глаза носовым платком. Это звучит неправдоподобно, но я это видел: Франк, тот самый, который писал, что в Польше, когда он туда приехал, было три с половиной миллиона евреев, а в 1944 году из них осталось сто тысяч, всхлипывал, увидев на экране то, что много раз видел в действительности. Может быть, он плакал над собой – понял, что его ждёт?

Обвинители говорили о страшных злодеяниях. Планы нападения на различные страны обозначались условными названиями: присоединение Австрии – «планом Отто», захват Чехословакии – «зелёным планом», захват Югославии – «Маритой», уничтожение Польши – «делом Гиммлера», предполагавшееся нападение на Гибралтар – «предприятием Феликс», вторжение в Советский Союз – «планом Барбароссы». «Около пятидесяти миллионов убитых и двадцать заурядных злодеев, – восклицал Эренбург, – нет, это не умещалось в сознании!»

Замечательный художник Борис Ефимов, чьи карикатуры в «Крокодиле» и «Известиях» я обожал и военной порой, и после, вспоминая при нашей встрече Нюрнбергский процесс, в частности, поведал, как во время одного из перерывов подошел вплотную к самому барьеру, за которым, в полутора метрах, сидел Геринг, и молча на него уставился. Тот стал нервно отворачиваться, метнув исподлобья свирепый взгляд, их глаза на долю секунды встретились, и во взгляде Геринга Борис Ефимович прочитал: «Эх, если бы этот тип попался мне год назад».

Гесс поначалу изображал сумасшествие, и Семен Кирсанов сочинил двустишие, которое там мигом стало популярным: «Над Нюрнбергом ночь тихА, а Гесс филонит под психА». Когда кто-то из журналистов обратил внимание на то, что у Риббентропа помятый вид, коллега находчиво откликнулся: «Ничего отвесится!»

Нюрнбергский процесс оказался гласным в самом широком смысле этого слова: четыреста три судебных заседания – и ни одного закрытого! В зал суда было выдано шестьдесят тысяч пропусков, часть которых получили немцы. Газеты, журналы, радио, кино существенно "расширили" небольшой зал заседаний – ведь двести пятьдесят из трехсот пятидесяти мест занимали журналисты.

Наконец, 1 октября 1946, года Международный военный трибунал приговорил: к смертной казни через повешение – Геринга, Риббентропа, Кейтеля, Кальтенбруннера, Розенберга, Франка, Фрика, Штрайхера, Заукеля, Зейсс-Инкварта, Бормана (заочно) и Йодля; к пожизненному заключению – Гесса, Функа и Редера; к двадцати годам тюремного заключения – Шираха и Шпеера; к пятнадцати – Нейрата; к десяти – Дёница. Оправданы – Фриче, Папен и Шахт.

В ночь на 16 октября смертные приговоры были приведены в исполнение. Геринг незадолго до того отравился: существует предположение, что капсулу с ядом ему передала жена при поцелуе на последнем свидании.

Присутствовавший во время казни в спортзале нюрнбергской тюрьмы фоторепортер «Правды» Виктор Тёмин вспоминал:

– Первым притащили под руки Риббентропа. Подняли на эшафот, подставили под петлёй, сержант Джон Вуд напялил на него колпак, потом – петлю, нажал рычаг – и преступник провалился в люк помоста. За полтора часа Джон со всеми разделался.

Важная деталь: восемнадцать из сидящих на скамье подсудимых представляли высшую иерархию национал-социализма. И среди них не нашлось ни одного, кто бы сказал хоть одно-единственное слово в защиту идей, во имя которых они истребили миллионы людей и опалили войной всю Западную Европу. Даже в последних словах своих, когда в затылок подсудимым уже дышала смерть, лгали, изворачивались, представляли себя обманутыми – и партия их, перед силой которой еще недавно трепетали соседние народы, исчезла, рассеялась, как ядовитый туман.

Тем омерзительней нынешний дичайший факт: в нашей стране, одолевшей в той смертной битве гитлеровский нацизм, сегодня вдруг подняли голову собственные, доморощенные фашисты. Можно ли было даже в самом дурном сне предположить подобное тогда, в 1946-м?

А теперь я вот о чём. Главным обвинителем на процессе со стороны СССР, как выше уже называл, был Роман Руденко. В годы Большого террора он был прокурором Донецкой (потом – Сталинской) области и в составе так называемой сталинской «тройки», руководствуясь приказом 00447, приговорил к расстрелу 9801 человек. Ещё его подпись стоит под смертными приговорами примерно 2500 человек, осуждённых в рамках оперативного приказа 00606, так называемого приказа по «национальным операциям».

Происходящее при непосредственном участии Руденко судилище никакого отношения к цивилизованному судопроизводству не имело. «Тройка» иногда выносила по 120-200 приговоров за рабочий день. При такой скорострельности они должны были разбирать по 20-25 дел в час. Очевидно, что дела ими просто подписывались. Чудовищный по своему масштабу рекорд «тройка» по Сталинской области поставила 23 сентября 1938 года: за одно заседание ими было осуждено 672 человека, из которых 531 – к расстрелу и 141 – к заключению в лагеря. Причём порой Руденко лично и охотно присутствовал при расстрелах своих жертв. Сразу после смерти Сталина Роман Андреевич стал Генеральным прокурором СССР и потом проработал на этом посту до самой смерти в 1981-м.

Другой член Международного военного трибунала от Советского Союза – заместитель председателя Верховного Суда СССР, генерал-майор юстиции Иона Никитченко в конце 1930-х, являясь тогда заместителем Председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР, тоже принимал самое активное участие в политических процессах над «врагами народа». В частности, входил в состав судебных коллегий, вынесших смертные приговоры Зиновьеву, Каменеву, Евдокимову и Бакаеву – по делу «Объединённого троцкистско-зиновьевского центра»; Рудзутаку, Дыбенко, Самойловичу, Раскольникову и многим другим. Не стану вдаваться в иные подробности. Лишь добавлю, что, возглавляя выездную сессию на Дальнем Востоке, не видя дел обвиняемых, Никитченко вынес по телеграфу 102 приговора.

В общем, руки у обоих в крови были по локоть. Причём отличившихся сотрудников прокуратуры до сих пор награждают медалью, отлитой в честь… Романа Руденко! То есть, какой сигнал власть подаёт нынешним прокурорам: «Ребята, действуйте, как он?!». Увы, других главных обличителей фашизма от нашей страны на Нюрнбергском международном процессе у Сталина не нашлось.

Автор: Лев Сидоровский

На снимках: Убийцы и их жертвы. Дворец Правосудия в дни Нюрнбергского процесса.

Возрастное ограничение: 16+