Беленко: фига в кармане и угнанный «МиГ»
21 сентября 2021
«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.
Баррон Дж. Пилот МиГа: Последний полет лейтенанта Беленко. Нью-Йорк, Effect Publishing Inc., 1986. 178 с.
Прошло сорок пять лет с 6 сентября 1976 года – незамеченного советскими гражданами дня, который вошел в историю «холодной войны». В этот день советский военный летчик старший лейтенант Виктор Беленко угнал в Японию не самый новый, но все еще считавшийся сверх-секретным истребитель-перехватчик «МиГ-25». По иронии судьбы, бежал не на Запад, а на восток.
Вне всякой связи с побегом Беленко через три недели бывший военный летчик Валентин Зосимов перелетел на скромном Ан-2 в Иран, но вскоре был выдан советским властям и приговорен к 10 годам тюрьмы. Сентябрь 1976 года западные СМИ образно назвали «Национальный месяц побега из СССР». В течение лета и осени из стран социалистического блока совершили такие же полеты еще несколько летчиков разных национальностей, и у журналистов были все основания полагать, что это не случайность, а тенденция.
Книга Джона Баррона, написанная через десять лет после побега Беленко, очень подробна в той части, где описывается жизнь в СССР. Но достаточно обтекаема во второй половине, посвященной сотрудничеству перебежчика с ЦРУ – методы работы с ним, как и значительная часть предоставленной информации, все еще представляли ценность. Автор явно много общался с перебежчиком и, возможно, даже подружился с ним, так что многие детали советского быта выглядят вполне достоверно, не вызывая ощущения «развесистой клюквы».
Виктор Беленко родился в 1947 году в деревне рядом с Нальчиком (и, к слову, все еще жив), в семье ветерана Великой Отечественной войны. Баррон пишет, что его отец еще в 1941 году получил специальную диверсионную подготовку, прошел всю войну, участвовал в партизанском движении и был демобилизован всего за год до рождения сына. После войны, однако, карьера Беленко-старшего не сложилась, с женой он развелся, и вместе с двухлетним сыном уехал к родственникам в Сибирь, город Рубцовск на Алтае. Нетрудно представить, как тяжело жила семья с пьющим отцом, в суровом климате и в послевоенное время. Позднее Беленко-старший перебрался на Донбасс, где было немногим лучше, а где-то по дороге Виктор Беленко впервые увидел колонну заключенных, с которыми потом встречался часто по всей стране. «До шестилетнего возраста у него не было обуви, подростком он носил одну и ту же рубашку несколько лет и не имел ни одного костюма. Все, что он приобрел после свадьбы: телевизор, холодильник и мебель - было, чтобы доставить удовольствие молодой жене», - так описывает Баррон условия, в которых сформировался характер Беленко.
К этому надо прибавить хроническое вранье, пронизавшее все «этажи» советского общества, начиная с семьи и заканчивая ЦК КПСС. Когда Беленко-старший женился во второй раз, мачеха стала складывать все заработанные им деньги на сберкнижку на имя своих детей от первого брака – Виктору же, по его воспоминаниям, отказывали во всех просьбах. В газетах и по радио рапортовали об успехах социалистического строительства и росте уровня жизни. В реальности за месяц тяжелого труда в колхозе, куда студент Беленко отправился, чтобы заработать на жизнь, он получил не заслуживающую упоминания мелочь. Поэтому парень рано стал самостоятельным: сам записался в библиотеку и читал книги, сам занялся спортом, сам окончил школу с серебряной медалью, поступил в медучилище и стал курсантом авиационной секции в ДОСААФ.
Примечательно, что некоторое время Беленко работал в Омске на знаменитом танковом заводе и в очередной раз столкнулся с показухой и очковтирательством. Рабочие получали довольно скромную зарплату, хотя начальство постоянного говорило об улучшении условий труда и быта. Приписанный к заводу сотрудник КГБ требовал, чтобы рабочие вне завода рассказывали, будто делают что-то гражданское, но при численности персонала в 30 тысяч человек и открытой всем ветрам площадке с готовой продукцией весь город знал, что это чушь. Рабочие выполняли норму за половину рабочего дня, пили на рабочих местах и сразу за проходной. Никакого стимула работать больше не было даже у трезвенников: рост производительности труда означал лишь увеличение нормы, а не рост уровня жизни. Беленко, продолжавший самообразование и занятия спортом, получил было рекомендацию для поступления в институт. Можно было стать инженером и всю жизнь общаться с пьющими рабочими, поэтому Беленко отказался и продолжал мечтать об авиации.
Одним из немногих Беленко в 1967 году прошел отбор в Армавирское училище ВВС и некоторое время жил в Грозном, где убедился во вранье советской власти по поводу решения межнациональных проблем. Училище Беленко окончил с такими результатами, что в части стал летчиком-инструктором сначала на МиГ-17, а затем и на других типах самолетов. Если вы думаете, что уж в армии-то (и тем более в авиации) был порядок, то нет. Подполковник, обучавший инструкторов и считавший дни, когда выйдет в отставку, любил поучать молодых лейтенантов и рассказывал откровенные истории о том, как в армии все устроено «на самом деле». «Чтобы его не обвинили в том, что он ведет аморальные, антисоветские разговоры, подполковник всегда с деланной серьезностью добавлял, что так говорят только те, кто имеет неправильное представление о советской армии», - пишет Баррон. Рассказывать особо и не требовалось: достаточно того, что Беленко семьей жил в новеньком доме офицерского состава, который вскоре после сдачи треснул, и был укреплен изнутри и снаружи подручными средствами.
Беленко как летчик-инструктор отвечал за целую команду, поэтому постоянно подвергался нападкам из-за поведения одного из своих бортинженеров, который крал, пил, а иногда и продавал спирт, предназначавшийся для различных систем МиГ-17. «… Пили все, но бортинженер пил постоянно и больше других, всегда ходил, шатаясь, устраивал скандалы и, как говорило начальство, служил плохим примером для остальных. Несколько раз пытался Беленко воздействовать на бортинженера, который был на 16 лет старше его и прослужил в авиации двадцать два года. Увещевал, просил, угрожал - все было напрасно. В конце концов Беленко получил выговор за то, что «не справился со своими обязанностями». В ответ он написал рапорт, в котором рекомендовал подвергнуть бортинженера принудительному лечению или уволить в запас. На следующее утро Виктора вызвал командир полка и сказал, что если он возьмет свой рапорт обратно, выговор с него будет снят, а бортинженера переведут в другой полк. Беленко удивился, но согласился».
Когда же Беленко попросил перевести его в другой полк, чтобы научиться летать на новом МиГ-25, командир полка не только отказал ему, но и отправил на принудительное психиатрическое обследование. Каким-то чудом Беленко не упекли в психушку, не уволили из армии, а действительно перевели на Дальний Восток, летать на МиГ-25. Жена, и без того недовольная зарплатой мужа и условиями жизни в гарнизоне, стала угрожать переездом к родителям и изоляцией от сына. На службе тоже шло неблагополучно: «МИГ-25, как более сложная машина, требовал в четыре-пять раз больше обслуживающего персонала - инженеров, механиков, специалистов по электронике и бортовому вооружению, чем МИГ-17. В течение двух месяцев, предшествующих приезду Беленко, число солдат, офицеров и специалистов в Чугуевке возросло в четыре раза, а люди все продолжали прибывать. К их приезду не были подготовлены ни квартиры, ни столовые. …Единственным развлечением как солдат, так и офицеров был телевизор - больше на базе нечего было делать и некуда было пойти. Зато спирт был доступен в неограниченных количествах. Для семнадцатиминутного полета без перезаправки горючим МИГу-25 требовалось 14 тонн реактивного топлива, а для тормозной и электронной систем - полтонны спирта. МИГ даже прозвали «летающим рестораном».
О чем Баррон не смог написать точно и подробно, так это почему, когда и как у Беленко сложилась идея о побеге. Позднее, когда в СССР проводили расследование побега, нашли два возможных повода. Во-первых, Беленко хотел стать летчиком-испытателем, но кое-как смог лишь перевестись на новый самолет. Во-вторых, в начале 1976 года Беленко выслужил срок для присвоения звания «капитан», но не получил его. Задержка в несколько месяцев могла ничего и не значить, а могла и стать «спусковым крючком».
С небольшой натяжкой можно предположить, что Беленко, который ничего не знал о диссидентах, был «диссидентом в душе». Советские правозащитники требовали «соблюдайте вашу Конституцию»; Беленко всей своей жизнью требовал, чтобы окружающие соблюдали советские лозунги, моральный кодекс строителя коммунизма и прочие нормы жизни, включая пресловутую трезвость. Один человек не может изменить систему, но выйти из системы – может. В любом случае, никто из знакомых и сослуживцев Беленко не сказал следователям, что будущий перебежчик когда-либо интересовался жизнью в США, и тем более никогда не восхищался этой страной. Или он действительно принял решение довольно спонтанно, или был очень скрытным и прятал свою фигу в очень глубокий карман.
Многократные проверки раз за разом подтверждали, что до побега Беленко никак не был связан с инакомыслием: «…Беленко - выходец из рабочей среды, заграницы не нюхавший. Офицер ВВС, чей послужной список пестрит благодарностями, коммунист, «настоящий советский человек». Как сказал советский журналист корреспонденту «Вашингтон пост» Питеру Осносу в Москве: «Он - из наших лучших людей, ему доверили лучший в мире самолет, секретное оружие». Признать, что Беленко не таков, - значило согласиться, что вся концепция воспитания нового советского человека, «строителя коммунизма», - не более чем миф. Вот отчего Беленко оказался единственным беглецом в истории Советского Союза, о котором власти вынуждены были твердить только хорошее». Позднее, как пишут в некоторых изданиях, Беленко заочно приговорили к смертной казни по статье 64 УК РСФСР за измену родине, так что он никогда более не бывал в России и избегает встреч с соотечественниками.
У Беленко была идеальная возможность для побега. Во-первых, единственный в мире самолет, который не могли перехватить ни советские, ни НАТОвские истребители. Во-вторых, часть, дислоцированная в приграничном районе, откуда никогда ранее не совершали подобные перелеты. Задумав побег, Беленко рассчитал расстояние до единственного пригодного для посадки аэродрома японских ВВС на острове Хоккайдо и стал собирать данные, которые пригодились бы разведке потенциального противника СССР – то есть США. И тут ему в очередной раз помогла двойственная политика советского руководства, которое с одной стороны всячески контролировало граждан, а с другой – упускало очевидное: «Вводя для пилотов различные ограничения, начальство, однако, не предусмотрело одной вещи - блокнотов с техническими записями, которые летчикам разрешалось иметь при себе во время полетов, чтобы быть готовыми ответить на запросы с земли о поведении машины, о различных маневрах, о работе приборов и о разных других вещах. Такой блокнот был и у Беленко - он всегда держал его в нагрудном кармане комбинезона. Теперь он методически, мелким почерком начал вносить туда все известные ему военные и технические данные, которые могли бы пригодиться Америке».
Перелет 6 сентября 1976 года вскрыл проблемы не только в работе советских военно-политических органов, но и в обороне Японии и военных баз США в этой стране. Снизившись на критическую высоту, и сильно рискуя разбиться, Беленко с налетом на МиГ-25 всего 30 часов прошел всю дистанцию от Владивостока до Хоккайдо незамеченным. Правда, он промахнулся и приземлился на ВПП гражданского аэропорта. Но при этом его не засекли никакие радары ни ВМС, и ни ВВС, ни гражданских служб! Более опытный летчик, выходит, мог сделать то же самое и нанести удар по любому объекту? Было над чем подумать.
В Японии Беленко быстро судили по обвинению в четырех преступлениях (в том числе незаконном проникновении в страну и стрельбе в аэропорту, когда он отгонял любопытных от своего самолета), но по всем обвинениям оправдали и не выдали СССР. А вот американские специалисты начали с ним работу с глубоким пониманием дела: «В то время, как Беленко находился в суде, в его камеру принесли пакет и записку: «Было приятно познакомиться с вами. Буду рад, если эти книги помогут вам скоротать свободные часы. Всего наилучшего. Джим». В пакете было две книги: рассказы А. Солженицына и «Большой террор» Роберта Конквеста, обе на русском. Беленко начал читать с любопытством, затем увлекся и забыл обо всем на свете».
Позднее, когда Беленко уже в США изучал английский, он делал это по довольно специфическим книгам: «По мере того, как Беленко овладевал языком, росло его желание читать. Он приносил из библиотеки домой буквально охапки книг. Начал он с Орвелла, Кестлера и Джиласа, - эти авторы позволили ему до конца разобраться в сущности советского коммунизма». Тут Баррон, похоже, слегка привирает: Беленко знал про советский коммунизм явно больше Оруэлла, который писал не про СССР (он в нем никогда не был), а про Британию, но эволюционировавшую в сторону Третьего Рейха.
7 сентября 1976 года Белый дом сообщил, что президент Форд лично принял решение предоставить Беленко политическое убежище в Соединенных Штатах. 1 октября президент Форд принимал министра иностранных дел СССР Андрея Громыко и советского посла Анатолия Добрынина в Овальном кабинете. Вопрос о Беленко не был включен в повестку дня и Форд удивился, когда Громыко поднял этот вопрос, однако в отличие от самолета, который был возвращен СССР спустя 67 дней, Беленко не вернули. Советские власти действовали при этом весьма неловко: уговаривать перебежчика по ТВ пытались мать (которую он не видел 27 лет) и жена (которая почти бросила его). Зато американцы действовали все так же успешно: «Он был удивлен и обрадован, узнав о размахе движения инакомыслящих, о самиздатовских изданиях в СССР, о влиянии, какое успели приобрести на Западе многочисленные советские беженцы».
Значение побега Беленко все время росло, создавая проблемы не только КПСС и КГБ, но и американским структурам: «Член Палаты представителей Карр в обширной статье обвинил Пентагон в обмане страны «путем умышленного и грубого преувеличивания технических и боевых качеств МИГа-25». …Приземление Беленко выявило слабость западной военной разведки и порочность методологии военно-технического анализа». Выяснилось, в частности, что в МиГе использовалась устаревшая начинка, а его двигатели не позволяли развить расчетную скорость хотя бы два раза подряд – но превысив эту скорость и садясь с неисправными двигателями, советские летчики выполняли задания и были неуязвимы для противника! Правда, МиГ не был ни толковым истребителем, ни мощным бомбардировщиком, ни тем более универсальным самолетом с универсальным вооружением и значительной высотой полета – но как разведчик он действительно мог нанести существенный урон. А как символ военной мощи и своего рода техническое «пугало» для американских высотных разведчиков действительно его нанес.
Американские ученые и эксперты по ВВС признавали: «Очевидно, что советские проектировщики экономно и рачительно используют дорогие материалы, - только там, где это действительно необходимо. Представляется, что они спрашивают себя: зачем тратить огромные деньги, выдумывая новое, когда можно с таким же успехом использовать проверенные и дешевые средства. Следовало бы, пожалуй, пригласить их сюда в Америку, чтобы они научили нас экономно проектировать и строить. …В создании этой машины нашло отражение неподражаемое умение русских компенсировать ограниченность ресурсов неистощимой изобретательностью. Блестяще сочетая устаревшую и новую технологию, они в сравнительно короткий срок и путем сравнительно небольших затрат создали самолет таких тактико-технических качеств, достижение которых на Западе потребовало бы вложения колоссальных средств».
Беседы беглого летчика с сотрудниками ЦРУ и военными летчиками ВВС США продолжались не три месяца, как планировалось, а несколько лет. Беленко, как пишет Баррон, сам удивлялся тому, сколько он знает о военной технике, организации службы в армии и моральном духе офицеров и солдат. И вот тут американцы услышали то, что вполне могло стать поворотным пунктом в «холодной войне», не позволив ей перерасти в «горячую»: «Имеются и такие советские пилоты, которые, если бы им представилась возможность, угнали бы свой самолет на Запад, как Беленко; вообще советские вооруженные силы в целом, бесспорно, уязвимы для западных разведок. Но в случае, если Советский Союз подвергнется нападению, большинство русских летчиков будет драться до конца, защищая не столько коммунизм, сколько родину, какой бы суровой она к ним ни была».
Согласитесь, последняя фраза вызывает чувство гордости за наш народ.
Владимир Скращук, для «Глагола»
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
