Лев Сидоровский: Валерий Золотухин родился за день до войны

23 июня 2022

Журналист Лев Сидоровский вспоминает встречи с народным артистом РСФСР Валерием Золотухиным, который родился 21 июня 1941 года.

В самом начале 1975-го, даже точную дату могу назвать: 13 января. По предварительному сговору, сразу после «Красной стрелы» нагрянул к Алле Демидовой - ради интервью для ленинградской газеты уже тогда весьма знаменитая исполнительница эсерки Марии Спиридоновой на экране и Гертруды – у себя, «на Таганке», весьма пожертвовала утренним сном. А когда мы прощались, Алла Сергеевна вдруг предложила: «Если нынешней ночью хотите похохотать, приходите к нам, "на Таганку", – Старый Новый год отмечать будем. Любимов вас знает, да и я тоже словечко замолвлю».

Так неожиданно оказался я в великолепной компании, где при отсутствии пребывавшего в Париже Высоцкого тон веселью задавал Золотухин. Азартно исполняя роль тамады, он то и дело виртуозно вставлял в свои монологи и срамные частушки, и ядрёные анекдоты, которые сами по себе превращались в убойный спектакль одного актёра. А ещё золотоволосый в ту пору Валерий Сергеевич иногда «для разрядки» под гитару очень задушевно пел: «Ой, мороз, мороз…», «По диким степям Забайкалья…», «Тонкую рябину…» Назавтра, под впечатлением от этого вокала я позвонил ему домой, чтобы уговорить на беседу о песнях.

Рожденный меньше, чем за сутки до Великий Отечественной, он потом приехал в Москву из далёкой алтайской деревни с поэтическим названием «Быстрый Исток». Поздним вечером прямо с вокзала направился в ГИТИС. Переночевав на скамье институтского сада, утром толкнулся в первую попавшуюся дверь. Там давали консультацию для поступающих в институт на отделение музыкальной комедии. Так он стал артистом.

Позднее в одном из интервью признался: «Другой профессии не знаю. Не представляю себя в другой. Родился артистом. Ничего другого не умел и не умею, за что не нравлюсь тёще. Даже то, что ходил на костылях почти до десятого класса, не остановило, потому что верил. Даже то, что некоторые учителя называли «гадким утёнком», не советовали, не удержало. Профессия пришла раньше осознания, с первым криком в родильном доме. С двух-трёх лет за песни, что научила мать (она уходила в поле, а меня привязывала за ногу к порогу), брал с прохожих слушателей мзду – молоко, мёд... Поэтому считаю себя профессионалом с тех пор, как себя помню».

К той поре я хорошо знал его роли на сцене театра – Грушницкий в «Герое нашего времени», Водонос в «Добром человеке из Сезуана», Андрей Находка в «Матери», лирический Маяковский в «Послушайте!», мятежный Пушкин в «Товарищ, верь». Любил его работы в кино – Петька Трофимов в «Пакете», милиционер Василий Серёжкин в «Хозяине тайги» и «Пропаже свидетеля», гусар Егорушка в «Цветах запоздалых», герой картины «Бумбараш», Лутоня в «Царевиче Проше». И ведь почти все эти люди, в общем-то, очень разные, поют. Хорошо поют. Незадолго до нашей встречи я ещё больше понял Валерия Золотухина, прочитав его первую повесть «На Исток-речушку к детству моему». Там в каждой строчке – тоже песня, даже если разговор о песне, вроде бы, и не идёт. И, наверное, совсем не случайно каждую главку предвосхищают строчки из народных песен, каждая имеет как бы свой запев.

Первым делом я напомнил собеседнику, что молодые люди, собираясь на вечеринки, сейчас поют редко. В лучшем случае – под гитару самодеятельные сочинения весьма сомнительного качества. А в основном подходят к музыке потребительски – крутят магнитофонные ленты. Ни народных песен, ни песен, которые в тридцатые – сороковые годы так любили их отцы, они зачастую просто-напросто не знают.

Золотухин задумался:

– Наверное, многое тут зависит от родителей, окружения. Откуда моя любовь к песне? Видимо, от папы с мамой, от маленького села Быстрый Исток. В деревне вообще поют больше, чем в городе, потому что развлечения, разные «культмероприятия» не столь обильны. Когда со всех сторон – телевизоры, радиолы, магнитофоны, которые буквально обрушивают на тебя бурные потоки мелодий – от Вертинского до Магомаева, от Тома Джонса до Кобзона, то, потребляя всё это без всякого разбора, сам петь невольно разучишься.

У них дома было иначе. Собирались гости. «Любезная хозяюшка, пусти нас ночевать», – начинала мама, и мужики, подхватывали и уходили в высь невозможную. «Узнай, узнай ли, да хозяюшка, ты мужа своего, а ещё узнай ли, да хозяюшка, ты сына своего». Отец в песнях всегда верховодил, никто с ним не мог вытянуть. Он знал это, хитро подкрадывался к верхней ноте и, как нож в скотину, вгонял осатанелый звук в уши остальным. Часто грозился: «Если кто скажет, что я плохой председатель, прощу ему, но если кто скажет, что я плохо пою...». Что было бы тогда, к счастью, испытать никому не довелось.

Было ли у артиста какое-то особенно острое воспоминание, связанное с песней?

– Мой дядька, Иван Федосеевич Шелепов, потерял на войне ногу. Однажды он мне рассказал: «Лежу в госпитале – не ем, не пью, ничего не слышу, никому не отвечаю. Одна мысль в голове: кому я, обезноженный, нужен? Выйду из госпиталя, камень на шею и – в реку. И вдруг слышу по радио: «Степь да степь кругом, путь далёк лежит». Лемешев. Впиявкался в меня этот голос и не отпускает. Не помню, за сколько суток первого человека расслышал. Какая же благодарность моя Сергею Яковлевичу, что он меня жить оставил!». И потом дядя Иван добавил: «Вот, если хочешь быть артистом, спой мне «Степь да степь кругом», как Сергей Яковлевич Лемешев, – чтобы жить ещё больше захотелось». Я сказал: «Дядя Ваня, про степь слова я не до конца знаю, я про войну спою, про то, как шумел сурово Брянский лес». И, когда закончил, дядя Ваня погладил меня по плечу: «Пой всем, кто попросит, не жалей себя, тогда тебя хватит».

Я поинтересовался: так что же, Золотухин специально старинные песни разыскивает, записывает? Он рассмеялся:

– Да нет, совсем не так! Ничего я не отыскиваю и не записываю, и никакой я не особый их знаток. У меня совсем иная профессия. Конечно, если вдруг слышу хорошую незнакомую песню, стараюсь её запомнить. Вот на съемках «Хозяина тайги» в Красноярском крае услышал: «Не было ветра, не было ветра, да вдруг навеяло. Не было гостей, не было гостей, да вдруг наехало». И она вошла в фильм. Существует огромное количество академических изданий разных народных песен, раскрывай сборник и пой. Но выучить слова и мелодию – это ещё далеко не всё. Песню надо сделать. Нужно так её почувствовать, чтобы она сама словно кровь из тебя вылилась. Ведь каждая народная песня имеет свой характер, свой драматический сюжет. И возникает она, как правило, в момент высокого эмоционального духовного напряжения.

Ещё в детстве потрясли его тургеневские «Певцы». Только обидно было за Яшку Турка: почему писатель оставил его в кабаке, не послал учиться в консерваторию? И вдруг спустя годы Валерий играет этого Яшку в кино! В фильме, который назывался «Жизнь и смерть дворянина Чертопханова», как и в книге, звучит песня «Не одна во поле дороженька пролегала». Вариантов этой песни существует очень много. Специально для их картины крупнейший московский фольклорист профессор Вячеслав Михайлович Щуров из нескольких вариантов составил наиболее подходящий, и уже потом этот вариант Золотухин запел на свой лад, как ему Бог положил на душу. (Помните, у Тургенева: «Пой, Яшка, как тебе бог подскажет...»). Это уже была его песня.

– Или «Горят пожары». Все разводят руками: «Ну, где ты её выкопал?». Да нигде не выкапывал. Песня известная, её даже исполняет хор имени Пятницкого. Но, видимо, ничего в ней не открыл, поэтому песню никто и не запомнил... Хоры, на мой взгляд, порой оказывают народной песне медвежью услугу, поскольку такая песня чаще всего по своему характеру исповедальна, интимна.

Когда же разом исповедуются сто человек, что-то в этой исповеди неминуемо пропадает.

Кстати, с театром моему собеседнику и в этом смысле тоже весьма повезло: очень уж «поющая» у них «Таганка». Золотухин не возражал:

– Да, музыкальному строю спектакля Юрий Петрович Любимов значение придает колоссальное. Он вообще не представляет себе драматического действия без музыкальной, ритмической основы. «А зори здесь тихие», например, целиком построены на народных мотивах. Любимов и композиторов привлекает далеко не всяких, а только тех, кто близок нашей специфике, скажем Юрия Буцко. И каждый артист у нас приносит со стороны много мотивов, песен, а некоторые, как Иван Дыховичный, пишут песни сами.

Страсти вокруг музыки разгорались в театре страшные. Например, такой случай.

– Юрий Петрович предложил мне записать для спектакля «Бенефис» песню «Во субботу день ненастный». Разучил её, а как петь, не знаю. То есть напеть, конечно, ничего не стоит, но вот не чувствую, нерва какого-то не ощутил. Короче говоря, на запись не явился. Любимов сделал мне замечание и назначил запись на завтра. Но и на этот раз я не пришёл: ускользает от меня песня – хоть плачь, никому этого не объяснишь. Юрий Петрович даже рассердился: чего, мол, дурака валяешь, становись и пой! В общем, схлопотал я выговор. И только через несколько дней, когда сердце что-то такое почувствовало, остались мы с Миронычем, нашим радистом, после спектакля и ночью в пустом театре принялись за дело. Может, кому-то эта запись и не понравится, но для самого меня она в тот миг была как откровение. Просто был оглушён своей песней. Знаете, когда глухари на заре поют, они ничего-ничего не слышат – вот и я тогда, кажется, был вроде такого глухаря.

Утром, прослушав запись, Любимов сказал: «Молодец». Он не знал, что в ту ночь Валерий так и не ушёл из театра и сейчас с тёмной галерки слышит его слова. Пожалуй, это был один из самых счастливых моментов в жизни артиста.

– Ни один спектакль не играю с таким упоением, как «Товарищ, верь». В этот вечер забываю обо всём, для меня существует только Пушкин, только его стихи, только музыка. Ведь он очень любил и гитару, и цыган, и Россини – вот и звучат у нас мелодии от Россини до Окуджавы, вот и вырывается такое искреннее для нашего современника: «А всё-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем поужинать, в "Яр" заскочить хоть на четверть часа». А песни Дыховичного, которые там у нас тоже звучат, – это не законченные музыкальные номера, это скорее эмоциональные пятна, вкрапленные в спектакль.

Ну, Любимов для Золотухина – постоянный руководитель. А как кинорежиссёры учитывали «певческую» специфику Валерия Сергеевича? Артист вздохнул:

– К сожалению, учитывают сверх всякой меры. Выбирая меня на роль, ре-иссёр, увы, прежде всего думает: он поёт, надо это использовать... К «поющему» актёру отношение какое-то снисходительное. Допустим, снимают «Преступление и наказание». Может, пригласить Золотухина? Да нет, там же петь нечего... А я вовсе не певец, я – артист.

Уже на лестничной площадке я поинтересовался, а как на Алтае, в Быстром Истоке, относятся к столь громкой популярности своего земляка? И услышал:

– Земляки – народ требовательный и сдержанный. Дотошно разобрали в клубе мою повесть, а потом отписали: что – так, что – не так. Дмитрий Фёдорович Боровиков, например, высказался весьма решительно: «Никакого таланта у Валерки сроду не было, а поступил он в институт только потому, что была у него медаль за целину». Письма приходят разные. Храню их бережно. Вот одно, от тётки Вассы: «Ходили мы в кино – по Чехову, с тобой. Нам всем очень понравилась картина. Хорошо поставлена. А какое богатство показано – где брали, напиши, и где снимали. Ну у тебя и роль. Ох, ну и ну... Как это можно после таких серьёзных ролей, как в прошлых фильмах, и играть такого пьяницу? Но очень уж ты худой на тело. Когда врач тебя лечил, я это сразу заметила. Приезжай, племянничек, я тебя подкормлю, как раньше, сырчиками из простокваши».

Он скончался в 2013-м, 30 марта. И похоронен, согласно своей воле, там, куда племянника приглашала тётка Васса, – в родном селе Быстрый Исток. Кстати – на территории храма Покрова Пресвятой Богородицы, построенного на сбережения актёра.

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург.

На снимке автора: Золотухин и Сидоровский, 1975-й.

Возрастное ограничение: 16+