Лев Сидоровский: Почем «запах тайги», или как ленинградцы строили Северобайкальск

23 июля 2024

Получил я как-то из Сибири письмо от старого приятеля – строителя, экономиста. Тогда друг проехал по всему БАМу. Впечатления – удручающие:

«Жизнь там едва теплится. Стоимость строительства БАМа в ценах 1991 года составила 17,7 млрд рублей, таким образом БАМ стал самым дорогим инфраструктурным проектом в истории СССР. По утверждению Егора Гайдара, затраты на строительство БАМа оказались примерно в четыре раза выше, чем предполагалось. Специалисты считают, что без массированного освоения значительных месторождений полезных ископаемых, залегающих в «зоне притяжения» магистрали (а оно фактически до сих пор не начато), дорога будет приносить убытки всегда.

В частности, в начале 2000-х, по словам вице-президента РЖД Анны Беловой, мы из-за БАМа ежегодно беднели на 5 млрд рублей. К 1997-му грузопоток по БАМу сократился вдвое по сравнение с пиковым на тот момент показателем 1990-го (в сутки проходило лишь несколько составов). К 2009-му объём грузоперевозок по направлению Тайшет – Тында – Комсомольск снова вырос и составлял примерно 12 млн тонн в год. Но даже при таких объемах перевозок дорога остается нерентабельной.

А вот Северобайкальск, который строили ленинградцы (а ты, бывая в ту пору там, рассказывал об этом на газетной странице своим землякам), – хорош! Оригинальный вокзал, напоминающий белоснежный парус на фоне единой синевы неба и воды, окаймлённой горной грядой, построен по проекту ленинградцев, а привокзальную площадь украшает памятник первостроителям.

Центром города является Ленинградский проспект: начинающийся у вокзала, а заканчивающийся на центральной (и единственной) площади, где сосредоточены все культурно-административные и торговые заведения города. Промышленные предприятия в городе отсутствуют, а основным является отделение ВСЖД. Вместе с БАМом отсюда ушли крупные строительные и транспортные объединения. На их месте – миниатюрные объекты торговли, питания (в ресторанчиках, кафе – омуль!). Всюду вывески: «Тихонов и сыновья», «Байкальский родник», «Дионелли», «Купец», «Мини-пивоварня «Русь». Конечно, школы, гимназия, филиалы иркутских и даже столичных вузов, Школа искусств, студия бальных танцев, музей Истории БАМа, спортивные залы, плавательный бассейн, яхт-клуб. Сейчас – зима, и по выходным все – на горячих источниках и тут же носятся по горнолыжным трассам».

И вспомнились мне далёкие 70-е, когда дорога в этот город растягивалась почти на сутки. Сначала надо было долететь до Иркутска. Оттуда снова по воздуху пересечь южную часть Байкала, чтобы приземлиться в Улан-Удэ. Затем – вдоль восточного берега озера к Баргузину и далее над Байкалом до Нижнеангарска. А тут уж до Северобайкальска рукой подать, километров сорок всего. Правда, последние эти километры очень непростые, не каждый «чужой» водитель решался их одолеть.

Наконец трасса выравнивается, тайга чуть расступается, и ты вдруг видишь белый город, охваченный фиолетовыми огоньками багульника. Признаюсь, что в конце 1970-х «город» звучало немножко громко, только пять корпусов были пока поставлены, но очень уж мило смотрелись они среди густой изумрудной хвои, очень уж неожиданно открывалось путнику это диво градостроительства.

Помню, как оказался тут впервые. Наш «магирус», оставив живописный ансамбль в стороне, пересёк посёлок строителей и остановился у здания, которое представляло собой как бы фрагмент тех, что поднимаются там, на площадке. Его так и называли здесь - «фрагментом». Над крыльцом – вывеска, украшенная корабликом на адмиралтейской игле. Так в северобайкальской тайге ты встречался с Ленинградом.

С этого мига город на Неве напоминал здесь о себе на каждом шагу. В помещении управления ПМК, оформленном, кстати, с немалым вкусом и даже изяществом: большие фотографии – Невский проспект, Медный всадник, белая ночь над Стрелкой. Царскосельские парки и фонтаны Петродворца смотрели с цветных снимков в общежитии строителей. Ленинградская эмблема – на их рабочих куртках. И улица, на которой поселились наши земляки, – тоже Ленинградская.

Они дали ей это название, когда тут ещё вообще ничего не было. В июне 1975 года переправились на барже к мысу Курлы, высадились, поднялись на высокий берег, огляделись: «Вот тут как раз и построим вокзал... А там будет Ленинградская улица». Без вокзала этому городу никак нельзя, ведь он станет на Байкало-Амурской магистрали крупной узловой станцией, 342-м километром.

Им во всем хотелось сразу же установить ленинградский эталон. Начальник Ленбамстроя Александр Иванович Доманик рассказывал: «Когда в Култуке первую баржу построили, старожилы сомневались: «Не пойдёт, перевернётся». А мы потом ещё пятнадцать таких же соорудили – и ничего, ни одна не подвела... Начали строить дома с кирпичными печками – опять «ахи» и «охи»: «Да вы что! Зачем печка, если есть котельная?» Они считали – мол, лишние затраты, а эти печки, между прочим, два года нас здорово выручали; с энергией было туго, а печку затопил – и порядок. И баньку быстрей всех сделали – хорошая банька».

Свою территорию (350 шагов в длину, 250 – в ширину) ленинградцы обнесли невысокой изгородью не для того, чтобы от остальных отгородиться, а дабы «магирусы», МАЗы и ЗИЛы дальше лес не мяли. В самом деле, бывало, идёшь по посёлку – сколько тут среди тайги теперь, увы, совершенно лысых участков. А у наших земляков «из крыльца сосна растёт». Однако и этого им мало: ещё 400 саженцев сюда переместили.

До БАМа во всем Северобайкальском районе жителей насчитывалось всего 4,5 тысячи, а в 1979-м только в этом поселке – 15 тысяч. И хотя ленинградцев среди них – чуть больше трёх процентов, место, которое занимали тут наши земляки, очень заметное. Опять вспоминается Доманик: «Здесь много разных организаций, названных достаточно, что ли, безлико – СМП-575. А в слове «Ленбамстрой» уже само имя Ленинграда заложено. Разве возможно в подобной ситуации план завалить?»

Удивительное хозяйство сложилось у Доманика, почти «натуральное». В Ленинграде как было поставлено? Каждое управление, каждый трест ведут только те работы, которые свойственны их профилю. Одни, например, производят исключительно сборные здания, другие озабочены только кирпичной кладкой по индивидуальным проектам, третьи заняты лишь нулевым циклом. А здесь, в тайге, для подобной роскоши условий нет, и недостающую деталь ни у кого тут не попросишь. Прежде всего пришлось ленинградцам создавать собственную промбазу, где они на каждый дом по 300-400 недостающих элементов дорабатывали. Своя лесосека с трелёвочными тракторами, своя лесопилка, свои песчаные карьеры, свой дробильно-сортировочный завод, свой бетонно-растворный узел.

Да, по ленинградским меркам, чтобы получить щебёнку, требовалось карьероуправление, а чтобы изготовить бетон – бетонный завод. Здесь же, в Северобайкальске, эти и другие многочисленные подразделения (участок механизации с самой разнообразной техникой – от «Кировцев» и кранов «Като» до экскаваторов и бульдозера «Каматсу», электростанция, жилищно-коммунальная контора) спокойно уживались под вывеской передвижной механизированной колонны. А ведь были ещё основные строительные участки, где люди занимались земляными работами и монтажом домов, кирпичной кладкой и электрикой, сантехникой и отделкой. Пожалуй, нигде больше на трассе БАМа подобного коллектива нельзя было встретить.

Если к тому же учесть, что весь этот огромный объём работ ложился на плечи всего 500 с небольшим человек, из которых на основном производстве занята лишь половина, понимаешь, какой от каждого требовался КПД. «Сильный коллектив» - говорили о ленбамовцах на трассе. Люди сюда рвались, причём из самых разных мест, текучесть кадров практически отсутствовала. По среднему возрасту этот коллектив был весьма молод, однако средний рабочий разряд – 4,1 (а в местных строительно-монтажных поездах – от 2,8 до 3,1). Любой «ленинградский» монтажник – это обязательно ещё и плотник, и стропаль, вообще три профессии для каждого стали тут нормой...

Вот и получалось, что по количественному составу ПМК – «мини», а по широте решаемых задач – «макси». И главная из этих задач – собственными силами построить в тайге город.

Как его построить лучше? Учёные утверждали, что подобных природных условий мировая строительная практика ещё не знала (во всяком случае, отечественные СНиП никаких решений в данном случае пока не дают). Что за условия? Ну, во-первых, высокая сейсмичность района - до 9 баллов (при 10 баллах ставить капитальные здания вообще запрещается). Во-вторых, вечная мерзлота, но, к сожалению, не ярко выраженная, а так называемого вялого типа, влекущая за собой большие просадки. Строителям при сооружении фундамента надо было рассчитывать тут на слой грунта, который в процессе эксплуатации больше уже не оттает, забивать сваи на десять метров и даже глубже.

В общем, природа задала строителям задачу. Судите сами: высокая сейсмичность требовала от них применения гибких конструктивных схем зданий, а вечномерзлые грунты, наоборот, – жёстких. И специалисты ЛенЗНИИЭПа предложили, по сути, новинку в мировой практике – фундаменты с так называемыми «выключающимися» связями. То есть в конструкции фундаментов заложены специальные узлы, которые изменяют частоту колебаний здания, и оно выходит из резонанса. Если случится подземный толчок, такой узел надёжно перехватит сейсмическую нагрузку, возьмёт её на себя, а сам дом останется незыблемым.

По первоначальному варианту, фундамент должен был представлять из себя двенадцатиметровую сваю, усиленную сверху двухметровым железобетонным поясом, на котором уже монтируется само здание. Ознакомившись с проектом, Доманик, начальник участка Моисейкин и другие их коллеги хорошо всё подсчитали и предложили упростить конструкцию – это сэкономило на каждом доме по 180 тысяч рублей.
По данным местной сейсмостанции, в году здесь случается 272 землетрясения силой от одного до пяти баллов. Ленинградцы, во всяком случае, уже вскоре кое-что ощутили, а первые их домики вроде ничего и не заметили.

Чтобы добраться до этих «домиков», я в половине восьмого вышел на Ленинградскую улицу и сел в автомашину-фургон. Люди устраивались там вплотную, на ухабах вздрагивали разом. Впрочем, путь до «города» (так здесь называли стройплощадку) совсем недальний, минут десять всего. Миновали просеку - всё, приехали! Спрыгнул на землю: корпуса – как на ладони...

Попытался понять, чем же они сразу так привлекают. Видимо, всё дело в «волнообразных» фасадах. Да, эти здания, если посмотреть на них сбоку, оказываются вовсе не прямоугольниками, столь привычными нашему глазу, потому что составлены из блок-секций, которые способны повернуть строение и на 30 градусов, и на 60, и даже на все 90.

В то же время каждая такая секция по своей конфигурации напоминает трапецию. Если ещё учесть, что плитка на фасадах разноцветная (один дом с бордовой вставкой, другой – с голубой, третий – с зеленоватой), то, думаю, читатель хоть в малой степени ощутит дивную эту картину, открывшуюся внезапно на фоне снежных вершин.

Такие дома 122-й серии, разработанные в ЛенЗНИИЭПе (в 2, 5 и 9 этажей), позже поднялись вдоль всей трассы БАМа – от Муякана до Ургала, от Тынды до Беркакита. В Северобайкальске их двадцать два. А тогда были построены лишь пять, монтаж шестого начинался, фундамент седьмого закладывался. Захожу вовнутрь: вот это размах! Масса подсобных помещений, есть и такие, что у нас, на берегах Невы, не встретишь: отапливаемый шкаф, например, для сушки одежды. Кухни просторные, санузлы раздельные, комнаты – только изолированные. В однокомнатной квартире – альков со вторым окном, – по сути, ещё одна комната. Из окна виден Байкал.

Да, красивый и удобный получался городок. Правда, огорчал внешний вид некоторых панелей: пока попадут с берегов Невы на берег Байкала, достаётся им порядком: лишь на участке Култук – Курлы – Северобайкальск каждую снимут да погрузят, считай, восемь раз. А зимой машина тянет по две панели из Улькана – это полтораста труднейших километров.

Обо всём этом узнал я в бригаде Анатолия Корякина, которая как раз восстанавливала повреждённую плитку, готовя дом к сдаче. Сам Анатолий уехал погостить к родным в Ленинград, его замещал Миша Худяков, но, высказав общую боль по поводу «восьми перевалок», распространяться об успехах бригады отказался наотрез, буркнул только, что из призовых мест они не выходят. К счастью, начальник участка оказался на информацию несколько щедрее. Вспомнил он, например, как Корякин, Вавилов, Бабкин и Михайлик вчетвером за ночь разгрузили баржу. Это была самая последняя баржа. Байкал уже забило льдом, и ребята пришли на пристань в воскресенье вечером, чтобы к утру всё закончить. А Корякин, как бригадир, вкалывал потом ещё до обеда.

У многих в этой бригаде были маленькие дети, и вот, по предложению Корякина, в связи с международным годом ребёнка началось в Ленбамстрое движение под девизом «Герои рядом с нами». Суть почина такова: каждая бригада включает в свой состав героя Великой Отечественной, погибшего за город Ленина, а его зарплату перечисляет в фонд строительства детского учреждения в Северобайкальске.

Интересная подробность: ленбамовские спортсмены забрали в Северобайкальске все кубки. В самом деле, что ни соревнование, то обязательно первое место – и по спортивному ориентированию, и по пулевой стрельбе, и у волейбольной сетки, и под баскетбольным щитом. И шахматисты – Рая Сильченко, Николай Иванович Соколов, Григорий Моисеевич Раскин – тоже в посёлке самые лучшие. Зимой 1979-го в многоборье ленинградская команда оказалась сильнейшей на всём западном участке БАМа, а Вася Мишура в гонке на 10 километров стал чемпионом.

У них уже был стадион, поднимался оригинальный спортзал: из Севастополя поступил огромный алюминиевый док. Значит, ждали наших земляков новые кубки, новая слава. А самая большая спортивная слава всё-таки у туристов из клуба «Даван», который создал Женя Марьясов.

У Марьясова голубые глаза смотрели строго, улыбка под пышными усищами появлялась редко. Приехал с женой по комсомольской путёвке. В кармане – диплом инженера-строителя, но очень тогда требовались плотники, и Женя стал плотником, самолюбие от этого не страдало. Строил временные мосты в районе Кичеры, ну а теперь трудился уже по специальности, мастером. Две вещи его волновали больше всего: будущий город и туризм.

Название клубу придумал сам – по имени перевала на ближайшем горном хребте. Сразу же в «Даван» записались человек пятьдесят, и скоро вышли в первый поход. Места вокруг дивные: заброшенная деревня Тыя, посёлок Гоуджекит, Грамненские озёра. И до Слюдянских озер добирались, и к горячим источникам в бухте Хакуссы.

Однажды сделали по льду Байкала на лыжах 70-километровый бросок – и никто ни капельки не подвёл, даже хрупкая Оля Шелопугина, даже Ира Колесникова, которая ещё школу не закончила. Были в посёлке мальчишки, которые просто не знали, куда себя деть: выйдут из школы – и ну шататься по округе. А спустя год и Борису Саганову, и Андрею Сильвестрову, и Саше Сентемову это казалось уже далёким-далёким, почти нереальным, потому что прочно в их жизнь вошёл «Даван».

Встречали на тропе и кабаргу, и изюбра, медведь тоже иногда показывается, но туристы зверя не трогают, цель у них совсем другая. Даже Коля Шубин, коренной таёжник, бравый охотник, как записался в туристы, ружьё стал таскать больше для вида.

Неподалеку от пяти новеньких корпусов уже тогда вырос в «городе» детский комплекс: огромное и изящное одновременно сооружение из кирпича, выстроенное не по типовому проекту. Осматривая интерьеры этого помещения, услышал я вдруг издалека звонкий голосок, который выводил модную песенку: «То ли ещё будет... То ли ещё будет... То ли ещё будет, ой-ой-ой...» Пошёл на голос, и за поворотом обнаружил очаровательное существо, ловко орудующее мастерком и тёркой. Штукатур Таня Заруднева от интервью отказалась решительно, потому что у неё «горит план». Пригласила после работы в общежитие.

Подошёл вечером к общежитию, поднялся на крыльцо – и снова: «То ли ещё будет...» Открываю дверь – Таня моет пол и опять тряпкой орудует так весело, так ловко, как днём – мастерком... Пригласила в комнату. На стене – Алла Пугачёва и Эва Шикульска. В вазочке – багульник. На полке – толстая пачка конвертов с одним и тем же обратным адресом: Ленинградская область, Приозерский район, совхоз «Запорожье». От мамы.

У мамы их – восемь (Володя – на металлическом заводе, Надя – на «Светлане», Галя – в совхозе, Люда и Катя – на трикотажной фабрике, Коля – в армии, Аня – на «Скороходе»). А Таня после ПТУ оказалась в тресте «Ленотделстрой». Работала и на проспекте Науки, и на Гражданском, а тут вдруг прибегает в общежитие подруга: «Девочки, поехали на БАМ! Объявление висит...» Назавтра они подали заявления – Таня и две Нины, Курныгина и Еремеева. Дома – переполох: «В Сибирь? Ни за что!» – а она обняла маму: «Я только на месяц».

В Байкал Таня влюбилась сразу. Их первым делом привезли на причал, чтобы могли полюбоваться. Потом Таню покорила та самая знаменитая ленбамовская баня. К морозам привыкала труднее. Зимой действительно было холодновато, но мама прислала толстенное одеяло, и Таня повеселела. А ещё зимой начались у них свадьбы: Люда Баганова стала Тугариновой, Надя Исаева – Крапивиной.

Очень самостоятельный человек Таня меньше трёхсот рублей не зарабатывала. Она с подругами уже два дома сделала, сейчас вот детский садик. А вечером бегут на танцы, или в кино, или на концерт какой-нибудь заезжей эстрадной знаменитости. Показала фотокарточки: «Это мы шашлыки на Тые жарим, день рождения справляли. А вот на Дзилинде – есть горячий источник такой». Потом нахмурилась: «Мама очень скучает. Обещала ей, что всего на месяц, а теперь в каждом письме всё оттягиваю, оттягиваю... Да, три года тут – это уж точно, а там посмотрим». И запела: «То ли ещё будет...».

Определили Серёжку Анакина в бригаду Сосова. В первый же день выпало им сколачивать опалубку. Сосов прищурился: «Новенький? Какая специальность?» – «Бетонщик». – «Какие марки бетона знаешь?» – «Забыл. Я этим в армии пять лет назад занимался». – «Ла-а-адно. Какие вибраторы бывают?» – «Не помню, Я же говорю, пять лет прошло». – «Ясно. Колоти опалубку».

На следующий день вызвали Серёжку во вторую смену: «Принимай бетон». Через пять минут Анакин вконец вымотался – никак не может банку закрыть («банкой» или ещё «галошей» у них величают ёмкость, куда бетон сваливают). Улыбнулся Сосов: «Смотри, как надо». Ничего, пошло...

Тут Анакину персональное задание: сделать опалубочные щиты, пятнадцать штук. Другой бы часа за полтора справился, а у Серёжки ножовка тупая, он всю смену провозился. Назавтра первым делом достал напильник, заточил ножовку. Через неделю освоил, как крепить опалубку. Через месяц Сосов сказал ему: «Ты парень – молоток!» Серёжка подмигнул: «Ты тоже молоток, только – отбойный».

«Отбойный» – это уважительно, потому что, хотя характер у бригадира довольно резкий, человек он справедливый – даже самые разобиженные возражать против этого не станут.

Однажды вызывает Серёжку главный инженер: «Выручай, Анакин. В Култуке остановили башенные краны, прицепились к тому, что нет на них табличек по технике безопасности. Поезжай, намалюй эти чёртовы таблички – ты же у нас художник». Да, прежде всего Серёжка – художник.

Первые пробы карандаша были на обоях – ох и доставалось тогда от родителей! Рисовал в школе, учился в художественно-графическом педагогическом училище. Там и с Таней познакомился. Потом на Ленинградском производственном объединении «Спутник» художником-оформителем работал, его там обожали – весёлого парня, «прожекториста», автора острейших «молний»... И ленбамовцы тоже уже очень привыкли к его «боевым листкам», «молниям», стенгазетам. Для художника работы тут навалом, но Серёжка сразу уперся: бетонщиком, и баста! А рисуночки – это потом, после основного дела...

Впрочем, после основного дела у него не только «рисуночки». Создал оперотряд, чтобы начисто пресечь лесные пожары, которые зимой иногда случались. В общем, на этюды ходить пока не получалось. Наброски делал карандашом – при таком темпе не до масляных красок. В его альбоме разместилась уже целая история Ленбамстроя, да и не только жизнь ПМК тут, а весь Северобайкальск. Листал страницы: вот – погрузка баржи в Култуке, вот – «магирус» на перевале, а вот – знакомое лицо. Где его видел? Ну конечно же, в той же бригаде Сосова – Вадим Осмоловский. Оказывается, Сергей пообещал бригаде, что когда жена приедет, напишет портрет каждого, причём маслом.

Таня не смогла отправиться с ним сразу из-за маленького Алёшки и ещё потому, что заканчивала институт. Договорились, что через год он их заберет. Серёжка слово сдержал: явился на берега Невы за семьёй. А потом стал писать портреты.

Войдя в вагончик участка механизации, я первым делом увидел... бивень мамонта. Внушительных размеров (побольше двух метров), он занимал в тесном вагончике значительное пространство. Бивень в песчаном карьере откопал экскаваторщик Саша Савицкий. Были там ещё и рёбра, и другие кости, но их уже забрали учёные из Улан-Удэ, а бивень механизаторы отстояли, потому что, как сказал Владимир Спиридонович Калинин, будет скоро в красном уголке ПМК ленбамовский музей, и эта находка наверняка украсит его стенды.

Почти полвека минуло, а посёлок строителей Северобайкальска как перед глазами. Разве забудешь, например, обрамляющие улицу бесконечные футляры из свежеоструганных досок, где надёжно упрятаны трубы теплоцентрали, а через них – мостики во дворы, полыхающие багульником. Или разве вычеркнешь из памяти огромный монолит, установленный в честь первопроходцев БАМа. Всего за месяц подняли здесь удивительное по очертаниям здание художественной галереи, самой первой на трассе БАМа, и шли теперь люди в эти залы, полные солнца, радуясь щедрому подарку художников всей России (пятьсот произведений живописи, графики, скульптуры!), и открывали для себя что-то очень важное.

И ещё вспоминаются мне сейчас стихи ленинградца Сергея Лиханова, ставшего бамовцем: «Было всякое. Было! Живые же люди! // Только сил прибавляла надежда в сто крат, // Что за тысячи верст никогда не забудет // Их на подвиг пославший Родной Ленинград».

Вот на сколько десятилетий назад отбросило меня письмо старого друга. Конечно, великолепно, что город, полвека назад возводили в тайге мои земляки, сегодня именно такой, каким они его когда-то замыслили. Однако его скромная красота ещё больше подчёркивала то абсурдное положение, в котором оказалась некогда знаменитая магистраль в целом. Ежегодный пятимиллиардный убыток – ну не слишком ли это для страны было накладно за, как поётся в знаменитой песне, «туман и запах тайги»?

Слава богу, сейчас ситуация там резко изменилась: БАМ наконец-то зажил по-новому – мощно и красиво.

Автор: Лев Сидоровский, журналист, Иркутск - Петербург

На фото: Северобайкальск. Штукатур Таня Заруднева. 1979-й. Фото автора.

Возрастное ограничение: 16+