Билимович: история, отраженная в будущее
29 июня 2021
«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.
Билимович А.Д. Экономический строй освобожденной России – Мюнхен; Издательство Центрального Объединения Политических Эмигрантов из СССР (ЦОПЭ), 1960. – 127 с.
Имя экономиста Александра Дмитриевича Билимовича мало что скажет, наверное, даже той небольшой группе россиян, кто интересуется историей революции и Гражданской войны. Он родился в Житомире в 1876 году, его брат Антон был ректором Новороссийского университета и основателем одной из научных школ в Белграде, жена – сестрой известного публициста и политика Василия Шульгина. Оппонентом на защите докторской диссертации в Петрограде в 1915 году выступал Петр Струве, которого наш читатель должен знать даже по школьным учебникам.
Не будучи формально членом какой-либо политической партии, Билимович явно сочувствовал право-консервативным кругам: писал для националистического издания Шульгина «Киевлянин» и был членом Киевского клуба русских националистов. Революция, разумеется, отняла бы у такого человека все, поэтому с началом Гражданской войны он поддержал белых настолько активно, что в 1919 году стал членом Особого совещания при Главкоме Вооруженных сил Юга России Антоне Деникине. В этом качестве он был как бы прямым оппонентом Сталина, поскольку решал для генерала национальный и земельный вопрос.
Поскольку Деникин и все белое движение в итоге потерпели полное поражение, можно сказать, что Билимович решал эти вопросы неверно, исходя лишь из собственных представлений о том, «что такое хорошо и что такое плохо». Опыт жизни в эмиграции, где он преподавал экономику в Люблянском университете в Югославии, в университете для эмигрантов в Мюнхене и Калифорнийском университете в США, привел Билимовича к позиции очень продуманной и логически обоснованной. В многочисленных работах он продолжал свой заочный спор с советской властью, хотя многим казалось, что делать это уже бесполезно – СССР выстоял в Гражданской войне, одержал победу во Второй мировой и к 1960 году находился, пожалуй, на пике популярности в мире. Никто еще не знал, что в 1961 году Юрий Гагарин полетит в космос, а то бы профессора Билимовича и вовсе засмеяли.
А вот он свято верил, что рано или поздно история сыграет на его стороне: «Вертится колесо русской истории. Она не кончится на советской власти. …страницы истории переворачиваются. И будущие страницы уже теперь не совсем пусты. На них уже многое написано. События имеют свою логику и связь: настоящее - продукт прошлого и чревато будущим. Но не все на будущих страницах написано «вперед». От людей, от всех и там и здесь, зависят будущие письмена».
Еще один признак трезвой оценки ситуации можно увидеть анализе этих действующих сил. С одной стороны Билимович видел эмиграцию, численность которой он оценивал в 1 миллион человек, что составляло по его подсчетам половину процента от 200-миллионого населения СССР и одну восьмую от численности КПСС. Далеко не все эти люди были настроены антикоммунистически, но в большинстве своем все-таки они считались противниками советской власти.
Однако гораздо большие надежды внушали Билимовичу жители самого СССР, никогда не имевшие дела ни с дореволюционной Россией, ни с эмиграцией: «Правда, там подо льдом советского гнета выковываются новые люди, осознавшие себя антикоммунисты и социально чувствующие трезвые российские националисты, свободные от лживого советского агрессивного шовинизма и обладающие выше отмеченными личными качествами. Эта гидра антикоммунизма растет, сколько голов ей ни рубили, и будет расти, сколько этих людей ни гноили бы в тюрьмах и лагерях, или соблазняли призрачными подачками и новыми широковещательными обещаниями». И ведь был прав – гидра росла-росла, да и выросла. Правда, выросла как сорная трава в поле, сама по себе, и совершенно не собиралась ни изучать политико-экономическое наследие эмиграции, ни заготовленные ею рецепты развития страны – уж что-что, а охранять границы и умы от внешних влияний советская власть умела.
Во всяком случае, Билимович, опиравшийся на собственный опыт, очень точно спрогнозировал события, последовавшие за падением советской власти: «Представьте себе, что в России появилась новая власть. И вот, народ и его новая власть должны будут в пылу еще не совсем законченной борьбы решать тысячу вопросов. В числе их, может быть, основные вопросы, которые неизбежно встанут перед новой властью и будут захлестывать ее, как они захлестнули в 1917 г. Временное правительство, а в 1919-1920 гг. белые формирования, не знавшие по многим вопросам, что им делать. Народу и новой власти придется спешно вырабатывать программу своей освободительной и оздоровительной работы». Заметим – спешно вырабатывать программу после падения предшествующего режима. А вот большевики, о чем с горечью пишет Билимович, имели такую программу до революции, и воплотили ее в жизнь. Пусть не без шероховатостей, не без откатов в прошлое вроде НЭПа, но в целом вполне последовательно.
Основных вариантов развития событий, связанных с падением советской власти, Билимович видел всего два – падет она быстро или продержится долго. Тут стоило бы задать профессору вопрос «что такое быстро и что такое долго?». Археологи, изучающие палеолит, могут порассказать всякое интересное про то, как некоторые культуры держались тысячелетиями, но потом все-таки гибли. Происходило это, насколько мы можем понимать, вовсе не по социальным или экономическим причинам, а из-за экологических кризисов и катастроф, обусловленных сменой климата, извержением вулканов и другими обстоятельствами. Разумеется, чем дальше человек продвигается в развитии науки и техники, тем меньше вероятность подобных кризисов, а для СССР, в котором были все климатические зоны, от арктической до субтропической, смена климата и вовсе кажется не опасной. Но роль экологических проблем в падении советской власти отрицать невозможно. Итак, вопрос: 31 год, отделявший публикацию книги Билимовича от Беловежской пущи – это много или мало? С точки зрения личной биографии автора, умершего через три года, очень много; с точки зрения истории – ничтожно мало.
С каждой страницей книги Билимовича ощущение, что он все знал заранее, нарастает и становится просто пугающим. Вот например такой отрывок: «Руководители коммунизма лучше кого-либо другого знают, что их власть не выдержала бы испытания действительной свободой. Поэтому коммунистическая власть вероятнее всего так же мало способна эволюционировать в настоящую демократию внутри страны, как неспособна стать настоящим мирным соседом вовне. Для такой эволюции должен быть изменен весь советский строй и произойти коренная смена лиц. Добровольно власть на это не пойдет. Следовательно, и уступки власти должны, в конечном счете, привести к смене режима, даже если лидером этой смены окажется кто-либо, вышедший из рядов самой советской власти». Осталось только написать фамилию Горбачев – и все узнают наше недавнее прошлое. Но если в этот отрывок вместо советской властью царскую, а вместо Горбачева фамилии Милюкова, Гучкова, великих князей, нацепивших в феврале 1917 года красные банты – многое ли изменится? Практически ничего.
И так далее по тексту Билимович шаг за шагом описывает прозреваемое им будущее, хотя нам ничто не мешает думать, что он описывает виденное им прошлое: «Во всем государственном аппарате будет усиливаться разложение при прогрессирующем моральном падении правящего слоя, потерявшего веру в свое дело и в догмы, на которых построена власть. Все чаще будут самими членами этого слоя выноситься на всенародное поругание переставшие быть секретом злоупотребления и преступления своего же властвующего класса. В конце концов у свергаемого режима не будет вовсе людей, проникнутых энтузиазмом и искренне ему преданных, даже просто талантливых людей, желающих отдать ему свой талант и готовых бороться за него. С ним временно еще останутся лишь беспринципные и лживые карьеристы, держащиеся за него из-за материальных выгод, пристрастия к властвованию и боязни расплаты. Но именно корысть и чувствующаяся непрочность власти побудит этих лукавых рабов при первом же случае предать пошатнувшийся режим». Про какой год это сказано? С равным успехом и про 1917, и про 1991.
Умея описывать или даже предвидеть будущее, Билимович все-таки не научился это будущее формировать хотя бы в собственных планах. Усвоенные им, вероятно, еще в гимназическом отрочестве убеждения, стали шорам не хуже, чем марксизм для оротодоксального коммуниста. Достаточно взглянуть на его предложения по подготовке программы развития страны, чтобы в этом убедиться: «Программа устройства будущей России обнимает различные стороны жизни страны и ее населения. Сюда входят, в порядке иерархии ценностей, вопросы религиозной и духовной жизни, т. е. вопросы церковного устройства, народного образования и воспитания, равно как всех видов духовного творчества и культуры. Далее идут вопросы политического устройства, т. е. вопросы сохранения России как государства, ее границ, соотношения ее территориальных и национальных составных частей в связи с национальными вопросами населяющих Россию народов, затем вопрос образа правления, конституции, признания и гарантий личных и имущественных прав граждан и их равноправия, организации законодательной, исполнительной и судебной власти. Наконец, вопросы материальной культуры, т. е. хозяйственной жизни страны. Как бы далеки мы ни были от экономического материализма и одностороннего объяснения всей социальной жизни экономическим фактором, все же нельзя не признать огромного значения этого фактора».
В реальности, как мы помним, на первом месте оказались именно материальные проблемы, на втором – сепаратистские тенденции в союзных республиках, а уж проблемы церковного устройства так и остались вне поля зрения большинства граждан, оставшись внутренней проблемой традиционных конфессий. При этом Билимович считает первой среди проблем, подрывавших экономику России, навязанную ей идею мессианства – сначала в церковном вопрос («Москва есть Третий Рим»); потом «славянофильстсво» и противостояние с Западом; в конце империи панславизм – который принес пользу славянским народом и огромный урон России; и наконец при советской власти идею мировой революции. «Народу нужна нормальная жизнь без надрывов и ненужных жертв», - подводит итог своим рассуждениям Билимович, и в этом с ним нельзя не согласиться.
Нормальной жизни очень хотелось бы всегда и при любом государственном устройстве, однако понимая, что бывшие советские граждане новой России не примут капитализм в чистом виде, будут настаивать на сохранении государственных социальных гарантий и регулирования в экономике, Билимович не смог придумать главное: как обеспечить упомянутое им разумное соотношение «свободы и регулирования»? «…вопрос о судьбе отдельных советских предприятий и разных их видов должен будет решаться соответственными свободно выбранными федеральными и местными законодательными органами на основании мнений компетентных специалистов и представителей рабочих коллективов», - вот и все, что смог придумать даже такой многоопытный и профессиональный экономист, как Александр Билимович, забытый пророк, умерший не в своем отечестве.
Владимир Скращук, для «Глагола»
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
