Лев Сидоровский: 75 лет назад вышло постановление "О журналах "Звезда" и "Ленинград"

13 августа 2021

75 лет назад, 14 августа 1946 года, вышло огромное постановление оргбюро ЦК ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград", подготовленное главным кремлёвским идеологом Андреем Ждановым.

Сейчас это выглядит по меньшей мере дико, но так было: в 1946-м, 1 сентября, нас, пятиклассников иркутской школы (впрочем, так произошло, кажется, во всех классах, с пятого по десятый), едва поздравив с началом нового учебного года, на первом же уроке торжественно ознакомили с принятым двумя неделями раньше постановлением ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград". Потом читали выдержки из доклада Жданова. Помнится, даже нас, малышей, удивило, как грубо, по-базарному, поносили Михаила Зощенко, чьи смешные рассказы в исполнении знаменитого артиста Хенкина еще недавно мы так часто слышали по радио: "...Зощенко выворачивает наизнанку свою пошлую и низкую душонку, делая это с наслаждением, со смакованием, с желанием показать всем: смотрите, вот какой я хулиган..."

Позже, в седьмом классе, мы все это должны были "сдавать" экзамен по литературе, знать назубок и постановление, и доклад, и мы послушно хаяли и любимого Михаила Зощенко, и неизвестного "пасквилянта", автора "новых приключений Евгения Онегина в Ленинграде" Александра Хазина (с которым судьба сведет меня на берегах Невы в пятидесятые годы и который окажется не только замечательным писателем-сатириком, но и милейшим человеком), и еще не познанную, не открытую тогда нами, сибирскими мальчишками (школа была "мужской"), Анну Ахматову...

А в 1948-м, точно в такой же день, нашу общешкольную линейку, построенную в честь начала нового учебного года, из торжественно-радостной вдруг превратили в "траурную", ибо свою речь директор начал с того, что "вчера умер товарищ Жданов", а закончил тем, что "в память об этом великом человеке мы теперь должны учиться еще лучше".

Впрочем, и после школы от Жданова мне было никак не избавиться, поскольку оба университета, где я, как говорится, грыз гранит науки, – и Иркутский, и Ленинградский – носили его имя: прямо мистика какая-то. Почему этим именем "осчастливили" питерцев, еще как-то понять можно, но причем тут сибирская глухомань, куда Жданов и носа-то не казал?

Впервые, очень еще смутно, что-то понимать насчет Жданова я вместе с другими нашими мальчишками начал в сорок шестом на том самом первом в новом учебном году уроке, когда учительница громко зачитывала нам его недавний доклад про "хулигана Зощенко", который на самом деле, как мы знали, был "смешным и добрым". А что еще, кроме этого погромного доклада, было у Жданова за плечами к сентябрю сорок шестого?

За его плечами были не только два курса (всего-то!) Тверского сельхозинститута, высокие посты в Тверской губернии и Нижегородском крае, кабинет в Смольном и вот теперь в ЦК ВКП(б), но и некоторые иные примечательные факты. Ну, например, выступая в августе 1934-го на первом всесоюзном съезде советских писателей, Жданов, в частности, восклицал: "Наша литература насыщена энтузиазмом и героикой! Она оптимистична, причем оптимистична не по какому-либо зоологическому "нутряному" ощущению. Она оптимистична по существу!.."

А в декабре того же года этот "оптимист" с размахом обеспечил "кировский поток", или организовывал и подписывал те черные списки, по которым десятки тысяч ленинградцев после убийства Кирова "потекли" – кто в тюрьму, кто в ссылку, кто на казнь.

А в 1935-м ВЦИК издал одобренный Ждановым указ, по которому смертную казнь распространили даже на двенадцатилетних ребятишек.

А в 1936-м, 25 сентября, из Сочи в Москву, в Политбюро, пришла такая телеграмма-молния: "Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД. Сталин, Жданов".

Так что бдительный Андрей Александрович заодно с Иосифом Виссарионовичем этой кровавой депешей дал сигнал к 1937-му! Есть сведения, что в 1939-м, и тоже из Сочи, оба они подтвердили телеграммой уже существовавшее прежде указание насчет пыток к подследственным.

О том, чего первый секретарь обкома добился тогда в Ленинграде, как "вольно" здесь дышалось, пронзительно поведали нам и Лидия Корнеевна Чуковская в повести "Софья Петровна", и Анна Андреевна Ахматова в "Реквиеме":
Это было, когда улыбался
Только мёртвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осуждённых полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки.
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь...

В свое время допущенные к архивным документам мои добрые знакомые Виктор Демидов и Владислав Кутузов в своей документальной повести "Последний удар", в частности, сообщают: "Жданов не только призывал сделать Ленинградскую организацию "передовой" по выкорчевыванию так называемых "врагов народа", давал многочисленные необоснованные санкции на аресты людей, но и лично допрашивал поставлявшихся ему следователями НКВД свидетелей и обвиняемых". За первые четыре года ждановского руководства Ленинградской организацией ВКП(б) чистке и репрессиям в ней подверглись 128 350 человек. А сколько было расстреляно или сослано беспартийных – о том статистика умалчивает...

Впрочем, вождь ленинградских большевиков умудрялся добивать своих земляков и тогда, когда они, по его же воле, оказывались далеко от стен родного города. Например, такой факт.

Как известно, обеспеченный Ждановым "кировский поток" уносил ленинградцев в самые разные отдаленные места, в том числе, и в Башкирию. И вот однажды Сталин, недовольный тем, что местные власти к сосланным в Уфу "врагам народа" проявляют "мягкотелость", срочно направил туда друга. Что ж, Андрей Александрович это высокое доверие оправдал сполна, мигом показал себя "толковым чекистом".

В заключительном слове на пленуме Башкирского обкома он был краток: "Моральная тягота разрядилась. Столбы подрублены, заборы повалятся сами". "Подрубленные столбы" – это про снятых и сразу расстрелянных "мягкотелых" секретарей обкома. Ну и "заборы повалились": в Уфе тут же началась кровавая вакханалия.

Вскоре подобные пленумы Жданов провел и в Казани, и в Оренбурге...

Нет, совсем не случайно через десяток лет в посвященном ему некрологе, подписанном членами Политбюро, говорилось: "Выполняя волю партии, А. А. Жданов со свойственной ему большевистской страстностью воодушевляет и мобилизует ленинградскую партийную организацию на разгром и выкорчёвывание троцкистско-зиновьевских двурушников и предателей, ещё теснее сплачивает ленинградских большевиков вокруг ЦК ВКП(б) и товарища Сталина". О том, что Жданов лично внес в сталинский "Краткий курс истории ВКП(б)", когда тот готовился к печати, 1 002 поправки, в некрологе не сообщалось.

То, что Жданов (впрочем, как и Сталин) не оказался способным заранее предвидеть блокаду Ленинграда фашистскими войсками, не смог к ней подготовиться, убедительно свидетельствует о его посредственности. Пожалуй, в первые дни войны он вообще был, что называется, полон оптимизма и порой, даже в официальных документах, старался выдать желаемое за действительное. Ну, например, 22 августа (когда уже была прорвана Лужская оборона и гитлеровцы стремительно приближались к Питеру, когда, с другой стороны, финны вышли в излучину Вуоксы и начали ее форсировать), Жданов вместе с Ворошиловым бодро докладывают Ставке: "С севера Ленинград прикрывает 23 армия, опирающаяся на ряд удобных и заранее подготовленных рубежей". А ведь это был прямой обман, ибо финны развивали наступление на Ленинград, и никаких "заранее подготовленных рубежей" до района, где проходила старая граница, просто не существовало.

Каков его личный вклад в сугубо военные дела? Наверное, член военных советов Северо-Западного направления и Ленинградского фронта, секретарь ЦК, Ленинградских обкома и горкома ВКП(б), генерал-полковник, награжденный двумя орденами Ленина, Красным Знаменем, орденами Суворова и Кутузова Жданов все-таки понимал, что как "полководец" он слабоват, и поэтому особо не вмешивался в дела Ворошилова (тоже еще тот "полководец"!), Жукова или Говорова.

Да, на самых первых порах он лично кое-что осуществил (создание Лужского рубежа, народного ополчения), но вся его активность, весь его ум заканчивались там, где начиналась воля Сталина. Патологический страх перед Сталиным (не зря же, как свидетельствует его бессменный помощник Александр Николаевич Кузнецов, если Сталин звонил, он всегда, даже будучи в пустом кабинете, один,
вставал и напряженно вслушивался в каждый звук, выходивший из трубки), безоглядное ему подчинение сопровождали Жданова всю жизнь, включая, естественно, и блокаду. Может, чтобы этот страх хоть чуток ослабить, постарался войти со Сталиным в родство: женил своего сынка на его дочке. Однако брак быстро распался.
Говорят, что Жданов, в отличие, скажем, от секретаря горкома Кузнецова, "не выезжал на фронт". Но надо ли было ему, при его положении, там бывать? Еще говорят, что питался в блокаду то ли клубникой, то ли персиками, то ли пирожными "картошка". Про апельсины, в частности, упоминалось и в финском фильме "Жданов – протеже Сталина". Что ж, может, и баловался иногда подобными вкусностями. Мне, например, одна старая блокадница рассказывала, как однажды, в сорок втором, у дверей квартиры председателя Ленсовета Попкова, на черной лестнице, увидела в мусорном ведре коробку с недоеденным тортом. Так почему ж, коли так, не мог позволить себе фрукты Жданов.

И вот теперь, в сорок шестом, заявившись из столицы на невские берега, Жданов сначала на собрании партактива, а затем писателей – громил Зощенко и Ахматову. Читал ли он Ахматову прежде? Знал ли, что она – воистину Поэт от Бога; что после октябрьского переворота покинуть Россию отказалась; что первая ее любовь, прекрасный поэт Николай Гумилев, абсолютно безвинный перед большевиками, был ими уничтожен; что второй ее муж, замечательный ученый-искусствовед Николай Пунин, был ими же брошен в лагерь; что в застенках томился и сын ее. И вот эту гениальную нашу соотечественницу, эту великомученницу палач "от партидеологии" по-иезуитски распинал на кресте: "Не то монахиня, не то блудница, а вернее – блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой. (...) Такова Ахматова с ее маленькой, узкой личной жизнью, ничтожными переживаниями и религиозно-мистической эротикой".

Ну а что на это – она? А она:
И упало каменное слово
На мою ещё живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь...
А Зощенко спустя и восемь лет, в 1954-м, когда с ним пожелали встретиться английские студенты, сказал, что ждановскую "критику" по-прежнему не приемлет. Тогда в белоколонном зале Дома писателя было снова организовано его публичное избиение: Друзин, Кочетов, Прокофьев, другие "литвожди" требовали от него немедленного покаяния. Но услышали совсем другое:

– Что вы от меня хотите? Вы хотите, чтобы я сказал, что я согласен с тем, что я подонок, хулиган и трус? А я - русский офицер, награждённый георгиевскими крестами. И я не бегал из осажденного Ленинграда, как сказано в постановлении - я оставался в нем, дежурил на крыше и гасил зажигательные бомбы, пока меня не вывезли вместе с другими. Моя литературная жизнь окончена. Дайте мне умереть спокойно.

Спустился в зал, в мертвой тишине прошел между рядами - и ушел, ни на кого ни разу не взглянув. И долго еще в зале стояла тишина. Все сидели, опустив головы. Каждый боялся встретиться глазами с соседом.

И старые, и малые – на производстве, в вузах, школах "изучали" этот доклад. И на политзанятиях, уроках, семинарах, экзаменах всё клеймили, клеймили, клеймили Анну Андреевну и Михаила Михайловича. Исключенные из Союза писателей, они, волей Жданова, тогда же, в сорок шестом, были лишены хлебных и вообще всяких продуктовых карточек – для первого послевоенного года иезуитство, пожалуй, не имеющее себе равных... И заработка их лишили – ведь печатать-то перестали.

Жить Жданову оставалось меньше двух лет. Однако за это время, быстро расправившись с театральными деятелями и кинематографистами и основательно "проработав" ученого Александрова, который "оказался в плену буржуазных историков философии» (заодно там досталось и физикам, например, последователям Эйнштейна, которые "договариваются до конечности мира, до ограниченности его во времени и пространстве"), "главный идеолог" успел еще приложить руку к Шостаковичу и Прокофьеву (мол, почему, как и Ахматова, не создают гимны в честь своих палачей?!), а также – к Мясковскому, Мурадели, Хачатуряну, Кабалевскому, Шапорину, Шебалину и прочим "фигурам формалистического направления в музыке". Ох, и досталось же знаменитым композиторам от него, всеведующего, сформулировавшего "мудрый" афоризм: "Не все доступное гениально, но все подлинно гениальное доступно, и оно тем гениальнее, чем оно доступнее для широких масс народа".

И еще успел Андрей Александрович весьма заметно поучаствовать в организованном Сталиным скоропалительном и грубом разрыве с руководством Союза коммунистов Югославии. В общем, попусту времени Жданов не терял. А в минуты отдыха, говорят, музицировал: то ли на баяне, то ли на рояле, то ли даже на скрипке. Очевидно, Сталину эта музычка верного опричника нравилась.

Когда он умер (и его смерть позволила спровоцировать подлое "дело врачей-убийц"!), Молотов на траурном митинге сказал: "...Блестящие доклады товарища Жданова по вопросам литературы, искусства и философии являются важным вкладом в развитие марксистско-ленинской теории и во многом способствуют преодолению имеющихся здесь недостатков, раскрывая новые пути развития социалистической культуры в нашей стране". В соболезновании от Союза советских писателей были такие слова: "Светлая память о товарище Жданове будет вечно жить в сердцах советских литераторов".

Ох, как "живет" о нем эта самая "светлая память" в сердцах литераторов, музыкантов, философов, физиков, химиков, всех прочих, если только, конечно, они мыслят здраво.

Лежит в земле, под соснами Сестрорецка, Михаил Михайлович Зощенко, и каждый, кто приходит на кладбище, всегда спешит поклониться его праху... Свой последний приют под соснами Комарова обрела Анна Андреевна Ахматова, и у ее могилы – тоже всегда люди, всегда цветы... А вот место на Красной площади, где величественно покоится тело Жданова, всегда пустынно. Что ж, по заслугам.

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург